Темные силы

На этот древний трюк традиционно ловили беглецов, обвиняемых и свидетелей. Хоть клиент и в бегах, но велик соблазн позвонить маме или папе и сказать, что у него все в порядке, а заодно и пробить обстановку: как там, ищут его или нет. Клиент звонил, под прослушкой общался с мамой, или женой, или подругой, и пока он трепался по телефону, оперативная группа уже ехала его задерживать.

— Зимой вроде, сейчас точно посмотрю, — он вытащил записную книжку. — Да, второго февраля. Не пойдет, долго ждать.

— Что еще? За что можно зацепиться? — размышляла я вслух, пока Синцов листал записную книжку. — О! Когда годовщина смерти его матери? Помнишь, опера местные рассказывали, что он хороший сын и могилку в порядке содержит.

— Погоди, найду, — видимо, у Синцова в записной книжке имелось полное жизнеописание; Паши Иванова. — Так, а вот это нам подходит, два дня осталось.

— Хорошо. Посади туда кого-нибудь, — посоветовала я и умолкла на полуслове. Кого ж туда посадишь, если у нас нет ни одного уголовного дела? Только самому сесть в засаду…

— Кого ж туда посадишь? — в унисон с моими мыслями отозвался Синцов, — только самому дежурить там на кладбище. Хотя нет. Поклянчу-ка я у криминалистов один хитрый приборчик и засуну в барак к Паше этому. Неужели к себе домой не зайдет, если появится? Все же он не в розыске. И головушка у него не шибко варит. Так что, может, и проколется.

— Андрей, а зачем его задерживать? — я вдруг посмотрела на ситуацию с другой стороны. — Не надо. Жилище оборудуй, и если повезет, лучше не хватать Иванова, а некоторое время посмотреть за ним.

— А ты права, мать, — после короткой паузы отозвался Синцов. — Чем хватать, и тем самым обрубать концы, лучше действительно взять его под контроль. Установить связи, выяснить, чем он занимается и где гасится.

— Тем более что брать его второй раз не на чем. Не обольщайся: если родственники пропавших столько времени не заявляли, то и сейчас в милицию не побегут.

— Согласен. Чаю-то нальешь?

— А чего ж ты молчишь?

Я убедилась, что в электрическом чайнике достаточно воды, и нажала кнопочку, подумав, что вот сейчас по всем законам жанра на сцене должен появиться блудный Горчаков. Не было еще случая, чтобы он пропустил чаепитие, возникая перед накрытым столом как черт из табакерки, где бы он до этого ни был, хоть в тюрьме, хоть на происшествии, хоть на тайном свидании.

— А чего три чашки достала? — удивился Синцов, который не часто пил с нами чай в прокуратуре и не знал о таинственных способностях моего друга и коллеги.

Ответить я не успела, как раз в этот момент дверь распахнулась, и на пороге нарисовалась внушительная фигура Горчакова, заслоняя собой дневной свет.

— О, они уже чай трескают! — радостно возвестил он. — Это я удачно зашел!

Он быстренько подсел к столу и потянулся было к своей чашке, но я шлепнула его по пальцам.

— Руки… мыли?!

— Сегодня утром мыл, — совсем как мой ребенок, ответил Горчаков. — Да что ты пристаешь, в самом деле! А пожрать ничего нету? А то я весь день кишки чаем полоскал, надоело…

— А ты купил? — сварливо поинтересовалась я. Горчаков потряс кудлатой башкой.

Тем не менее, как только чайник закипел, он налил себе чашку до краев, и не дожидаясь, пока заварной пакетик окрасит воду, стал отхлебывать кипяток. И куда в него лезет?

Выхлебав чашку как раз к тому моменту, как чай только начал завариваться, Горчаков вытащил красную полиэтиленовую папочку, битком набитую, и торжественно начал выкладывать из нее документы. Первыми на стол явились газеты и журналы — целые и невредимые номера с фотографиями и интервью женщин, впоследствии пропавших. Отдельно Горчаков отложил газету с моим интервью. Я ее схватила и стала жадно рассматривать свою фотографию. Ведь видела ее триста раз, все триста раз страдая неимоверно, отгоняя жуткие мысли о том, что окружающие воспринимают меня именно так. Горчаков тут же ее отобрал. (Муж тоже всегда отбирал газету, заметив, что я положила ее рядом с зеркалом и сравниваю фотографию с отражением. А застукав меня в последний раз, порвал газету и спустил в унитаз. Еще он, так, между прочим, сообщил мне, что есть такое психическое заболевание — дисморфофобия, навязчивая идея собственной уродливости. А кто мне навязывает эту идею? — вопросила я, щелкнув по газете в его руке. Вот после этого он и спустил газету в отхожее место.,.)

— Мазохистка, — проворчал он. — Ты бы видела себя со стороны…

— Леша, если я когда-нибудь стану похожей на свои фотографии, убей меня, пожалуйста, —попросила я.

— С удовольствием, — Ответил Горчаков. — Не мешай. Мы со Старосельцевым сегодня ездили по редакциям. Я всех журналистов нашел, Антон их всех знает. Похоже, они не при делах. Свои слова он сопровождал выкладыванием на стол листков бумаги с рукописным текстом. Неужели он объяснения взял у журналистов? Допрашивать-то он не мог, поскольку уголовные дела не возбуждены.

— Ты уверен, что не при делах? — Синцов поднял бровь. — А кто их послал эти интервью брать?

— По-разному. Две статьи проплаченные, заказные. На протокол они никогда этого не скажут, но нам шепнули.