Я лежала и размышляла над тем, как готовят гамбургеры, когда позвонил Лайл и, как обычно, звенящим голосом объявил, что нужно съездить еще к одному человеку. Это будет последний. Он всегда так говорит: это последний, с кем я должна поговорить; и если разговор ни к чему не приведет, можно поставить точку. Трей Типано. Я должна ехать к Трею Типано. Когда я сказала, что найти его будет сложно, Лайл продиктовал адрес.
— Ничего сложного, у него свой магазин «Корма для животных».
Я хотела было его похвалить и поинтересоваться,
Наверное, так оно и будет продолжаться, и я не остановлюсь, пока не найду хоть какой-то ответ. Бен что-то знает — в этом я больше не сомневалась. Но молчит. Значит, нужно продолжать поиски. Помню, как-то по телевизору я слышала весьма разумное выступление одного специалиста по вопросам любви: не теряйте надежду — все романы оказываются неудачными, пока не найдешь то, что нужно. Я чувствовала то же самое: я должна отыскать того единственного человека, который поможет мне понять, как и почему той ночью все это произошло.
Лайл поехал со мной к Типано отчасти потому, что хотел на него поглядеть, а отчасти потому, что, как мне показалось, у него было неспокойно на душе. («Не доверяю я дьяволопоклонникам».) Магазин Типано располагался чуть восточнее Манхэттена в Канзасе, где-то среди ферм на ничейной земле, втиснувшихся между несколькими новыми пригородными микрорайонами. В новых, еще чистеньких домах никто не жил, и они казались такими же ненастоящими, как сувенирные лавки в Лиджервуде. Словно люди только делают вид, что в них живут. Квадратные дома слева наконец сменились изумрудной лагуной травы на поле для гольфа. Не очень большого, но совершенно нового. Под холодным утренним дождем какие-то люди на стартовой площадке, похожие на желтые и розовые флаги на зеленом фоне, извиваясь, размахивали клюшками. Потом, с той же быстротой, как появилось, все это ненастоящее — и дома, и трава, и люди в бледных одеждах — исчезло, и я уже смотрела на целое поле симпатичных джерсийских коров, уставившихся в мою сторону, словно чего-то ожидая. (Коровы — те немногие животные, которые, кажется, действительно нас видят.) Я так увлеклась, что проскочила большое старое кирпичное здание с вывеской «Корма для животных и фермерские товары от Типано», и очнулась оттого, что Лайл стучал мне по плечу: «ЛиббиЛиббиЛибби!» Я ударила по тормозам, и метра полтора машина скользила по дороге, не слушаясь руля. У меня перехватило дыхание — так же, как когда Раннер, покружив меня, вдруг отпустил. В панике я уперлась в спинку сиденья, машина вильнула и выскочила на гравиевую парковку.
Перед магазином стояла всего одна машина; местечко казалось совершенно неухоженным. В зазорах между кирпичами в цементе застрял навоз, а на детской карусельке отсутствовала чуть ли не половина сидений. Когда я поднималась по широким деревянным ступенькам к входной двери, в витрине замигала неоновая строчка «У нас есть ламы!». Странная надпись для неона. На металлическом крюке болталась жестяная табличка «Инсектицид „Севин“ — дуст пятипроцентный».
— Интересно, как выглядит «расписной перепел»? — спросил Лайл, когда мы добрались до верхней ступеньки.
Колокольчик на двери издал неприятный звук, и мы вошли в помещение, где было холоднее, чем на улице: здесь на всю катушку работал кондиционер. Из динамиков громыхала какофония звуков, отдаленно напоминающая джаз, — ну чисто звуковая дорожка к припадку.
По другую сторону длинного прилавка, призывно поблескивая стеклом, тянулся шкаф с ружьями; вглубь магазина убегали многочисленные ряды полок с удобрениями, брикетами, мотыгами, мешки с грунтом и седла. У дальней стены стояла клетка с неморгающими кроликами. Вот уж не найдешь животных глупее — и охота кому-то держать дома существо, которое умеет только сидеть, постоянно трясется и везде гадит. Некоторые говорят, их можно приучить к лотку, но это вранье.
— Только не надо… знаешь… — начала я, обращаясь я Лайлу. Он уже крутил головой, погружаясь в свое любимое состояние беспокойного следователя. — Знаешь, не надо…
— Не буду.
Лайл громко поздоровался, но сводившая с ума музыка не прекратилась. В магазине ни одного работника, ни одного покупателя, но, в конце концов, сейчас всего лишь середина утра дождливого вторника. В бешеных ритмах и резком свете флюоресцирующих ламп я чувствовала себя пьяной и обкуренной, но вдруг где-то в дальнем углу различила движение: в проходе между полками кто-то наклонился, и я двинулась в ту сторону Мужчина оказался смуглолицым, мускулистым, с густыми черными волосами, забранными сзади в хвост. Увидев нас, он вздрогнул от неожиданности.
— Проклятье! — Он посмотрел на нас, потом на дверь, будто забыл, что магазин открыт. — Я и не слышал, как вы вошли.
— Возможно, из-за музыки, — прокричал Лайл, указывая на потолок.