Темные тени нехорошей квартиры

Вечером она задумчиво смотрела на висящие в шкафу вещи. Черное платье? Нет, не стоит. Он ее в свой траур не пускает, это покажется ему неумной демонстрацией, если, конечно, дело дойдет до того, что она окажется перед ним в платье. Но в этом случае, пожалуй, уместнее всего вот это, темно-серое, крупной вязки. Лара вообще любила вещи по фигуре, в облипку, стиль безупречный – строгий и в то же время сексуальный. Но однажды ей захотелось купить объемное, очень уютное с виду платье, почти бесформенное, до колен, над которыми его стягивала широкая резинка. Лара примерила его в магазине, но ни разу не надевала. Скользнула в этот мягкий полусвитер, с интересом рассмотрела себя в зеркале. Она после работы приняла горячий душ, лицо было совсем без косметики. В этом платье она выглядела как девочка-старшеклассница. Правильные черты, русая коса, ноги… Мама говорит: «Как я рада, что у тебя ноги как ноги. А не ходули от ушей. Женщина должна быть пропорциональной, как Венера. Мне кажется, это чья-то злая шутка по отношению к женщинам – наделять их длинными, худыми, часто кривыми ногами».

– Мама, – хохотала Лара. – А кто, по-твоему, их наделяет этими ногами?

– У меня масса версий, – отмахивалась Полина. – Некачественная еда, кривая наследственность и, наконец, хирурги…

– Да, – говорила Лара. – Я насчет хирургов думала. Конечно, эта вытяжка – на полгода инвалидность, но… Мама, даже не начинай. Я просто тебя дразню. Я бы на это пошла, если бы имелась возможность потом переделать, как было. Но поскольку нельзя – я остаюсь со своими ногами!

Мать была довольна, и Лара сейчас тоже. Как психолог она могла сказать, что для женщины главное – нравиться самой себе. Но она такой чуши не скажет. Она может нравиться себе, может не нравиться, Алексею это безразлично. Если он ее допустит в свое пространство, то самое главное для нее – не стать помехой. Ни в чем. Не раздражать его ни видом, ни действиями, ни словами. Ей что, стереть себя ради него? Это унижение? Нет, конечно. Тень из нее все равно не получится. Если она ему помешает, то просто уйдет, ей будет что переживать самой. И у нее хватит вкуса и чувства меры не сотрясать воздух даже беззвучными воплями: «За счастье нужно бороться». Счастье выбирает кого хочет. У него нет правила: борцы за меня без очереди.

Краситься она не стала. Чуть провела по лицу пуховкой с рассыпчатой пудрой. Помада – гигиеническая. Надела синий пуховик с капюшоном, вышла из дома, села в машину и сказала себе: «Будь что будет». Она приехала к дому Алексея довольно поздно и, набирая номер квартиры по домофону, закусила губу от страха. Все вроде бы продумала и рассчитала, но сейчас стало совершенно ясно: если он не откроет, это беда. Ее беда. Она считала, что умеет справляться с бедами, потому что настоящей беды не знала.

Он ничего не сказал по домофону. Просто открыл дверь. Она перевела дыхание и пошла на его этаж по лестнице медленно, справляясь с нервным ознобом. Положение у них неравное – это ежу понятно. Она идет, возможно, к своему приговору. А он волен казнить ее и миловать. Нет, он, конечно, не хочет ни казнить, ни миловать. Он просто как интеллигентный, прямолинейный и резкий человек может сразу сказать: «Прости, не смог по телефону. Мы не будем больше встречаться. Я же говорил: мне это не нужно. Да и тебе тоже». Она реально слышала именно эти слова, произнесенные его голосом. Она в который раз думала о своем предчувствии беды и о том, что когда-нибудь она должна случиться. Возможно, сейчас. Вероятно, сейчас.

Дверь его квартиры была открыта. Он ждал ее у порога. Лара быстро и жадно взглянула на него. Похудел, лицо потемнело как будто. Но… Боже, какой же он родной! Никто из них не произнес ни слова. Он молча закрыл дверь, молча снял ее пуховик, потом тщательно выбранное платье, потом все остальное… Лара видела его и себя как будто со стороны. Она, обнаженная, стоит босиком посреди прихожей и почему-то расплетает косу. Чтоб ничего не осталось связанного, завязанного, скрытого от него. Алексей стоял перед ней на коленях. Он целовал ее ноги, бедра, низ живота, прижимался лицом к ее телу, вдыхал запах… и было совершенно ясно, что он не прячется от горя, что он не просто соскучился по женщине. Он зависит от нее, быть может, больше, чем она от него. И потом, в спальне, слов было тоже очень мало. Блаженство стало таким острым, почти болезненным, они отдыхали коротко и возвращались друг к другу… Лара провела ладонью по его взмокшему лбу и подумала: «Вот и повезло мне, когда не ждала. Я стала его проблемой». Он, пытаясь контролировать себя в самом пылу, чтобы не причинить ей боли, думал почти с отчаянием: «Вот тебе и ерунда про две половинки. Без нее – я инвалид».

Поздно ночью они пришли на кухню. Он натянул джинсы на голое тело, она – его рубашку. Пили кофе. Он достал большую коробку с очень вкусным печеньем, пирожками с разной начинкой.

– Ты это привез? – с удивлением спросила Лара.

– Да. Лена собрала. Там рядом с домом есть маленький магазин с выпечкой. Мы все ее любим. Мама тоже любила.