Темные тропы

Он не стал говорить, что Империя больше не может позволить себе потерять ни одного властителя Запада сверх уже понесённых потерь. Хозяйственная жизнь ленов валится набок повсюду. А молодёжь? Пока эти безусые юнцы вникнут во все тонкости ведения дел – много Ливней прольётся. Тем более что юнцы пышут жаждой боя и горят ненавистью к Тьме, лишившей их отцов и старших родичей. И рвутся отомстить, занять место павших, замостить собой поредевшие ряды знати. И идти конным клином в атаку на Тьму. А это – вновь потери. Княжество Волка – обезглавлено, княжество Гороха – опустошено. И такая же обстановка везде. Не только на Западе. В Смуте валятся знамёна Великих и не очень знатных Домов, пресекаются линии наследования не только старых семей, но даже новых. И уже стало символом этой Смуты – вдова на Столе Дома в траурном венце. Уже подавляющая часть ленов Империи управляется женскими руками. И это не худший вариант. Слишком много ленов вообще остались неуправляемыми. Тьма, как всегда бьёт по управлению. После – Казны.

Лилия покорно встала. Великий напомнил ей слова самого владыки Мороза: «За всё придётся ответить». Если это – наказание, а это и есть самая жестокая кара – прожить ещё одну жизнь, потеряв любовь, то она готова. Стойко и терпеливо, год за годом, нести сей груз. Десятилетия проводя в холодной постели с замороженным сердцем, потерявшим любовь. Она виновата. Кругом – виновата. За ошибки придётся заплатить. Так говорил Ёжик. За слова, за дела. И даже – за бездействие. Она расплатится. Ради детей. Ради семьи.

– Постойте! – поспешно выкрикнул Оскал. – Пока Лилия ещё тут и вы…

Княжич Волка набрал воздуха и выпалил:

– Как глава Дома Волка, в присутствии Святого Престола, прошу главу Дома Медной Горы и мать моей избранницы руки и сердца Огня Светогора Медногорского!

– Шут гороховый, – шипит Огонёк отвешивая подзатыльник Оскалу, отчего голова князя, совсем не по-княжески, клюёт вперёд, а Огнянка, повышая голос, заявляет: – Я понесла от другого! Я не могу заложить червоточину в союз наших Домов. Не могу подбить опору Великого Дома Волка – законность наследования!

Если бы они видели лицо Инквизитора, то увидели бы, как он закатил глаза. Зато видели лицо Лилии Медногорской с отпавшей челюстью.

– Я знаю, чьё это дитя! – буркнул Оскал. – Тут нет урона чести.

– Да не люблю я тебя, Оскал! – воскликнула Огнянка.

– И что? – удивляется Волчонок. – Слюбится!

– О Доме думать надо! – возражает Огнянка.

– Я отрекусь в пользу Клыка! – вскочил на ноги Волчонок.

– Очнись ты! – закричала Огнянка, тоже вскочив на ноги и отвесив оплеуху Оскалу. – На тебя тоже нашло помутнение разума?

Инквизитор покачал головой и, прикоснувшись к Лилии, пропал. Вместе с женщиной. Но ссорящиеся молодые люди этого даже не заметили.

– Люблю я тебя, дура! – кричит Оскал, потрясая кулаками.

– Сам дурак! – кричит Огнянка. – А я тебя!..

Волчонок, прищурив глаза, будто в атаке, бросается на девушку, крепко обнимая её и закрывая её уста – поцелуем. Огнянка вырывается, бьёт Волка по спине. Но каждый последующий удар слабее предыдущего.

Волчица берёт Сируса под руку, с ухмылкой и любопытством смотрящего на происходящее во все глаза, уводит своего будущего мужа к лестнице наверх. Горан, оглянувшись на них, спохватился, пожал плечами, подобрал оба клинка, подхватил Пламя, настолько поглощённую взаимоотношениями между молодыми людьми, что смотрела на них огромными глазами и с приоткрытым ртом.

– Со мной прокатнёшься, сестрёнка? – басит в ухо девочке Горан.

– К-куда? – заикнувшись, сглотнув, спросила Пламя.

– До мастера, что доработает Дары Смерти. Надо перекрестия, гарду сделать. Рукояти обтянуть. Яблоки в виде пламени и головы волка, ну, ты помнишь, как на тех мечах было. О, страж! Прости, забыл, как тебя! Дай пару человечков в сопровождение!

– Не советую спешить, – бубнит Дубняк, – и показывать эти клинки кому-либо, кроме доверенных мастеров-оружейников, лучше – собственного Дома.

– Хм-м! – Горан потёр подбородок. – Верно! Ты мудр, Дубняк! Помнится, ты просил Деда о продлении найма. Без него, условия изменились?

– Изменились, – склонил голову Дубняк, явно оценивший, как юноша «забыл» его имя, – но обговорить можно.

– Ну, так пойдём, обговорим, – Горан разворачивается к дому, но увидев в проём дверной, как там взметнулись космы сестры и подолы её юбок, повёл Дубняка к навесу, где стража ночевала и готовила обеды. – Или подождёшь… кого постарше?

– Если твои слова – слова всего Дома, зачем ждать? – пожал плечами страж.

Горан почесал затылок, говоря:

– Думаю, теперь мои слова больше чем Слово Дома Медной Горы. Как бы ни пришлось нам всем такой… хм… тесной семьёй держать речь за весь Запад! Ие-ха-ха!

Горан сокрушённо качал головой при этих словах, но глаза его озорно горели, когда он подмигнул Пламени.

«Он же и нам – Дед! – добавил Зовом молодой огненный маг. – Или он был напрасно?»

Пламя, желая скрыть вновь выступившие слёзы, закинула голову к небу, где утреннее светило уже начало припекать её лицо, высушивая её слёзы.