Я упал, уходя от нападения и внутренне дивясь, с чего это я стал таким благодушным, что не услышал шагов за спиной. Я выстрелил еще в падении, одновременно еще больше запутываясь. И никого не увидел. Сначала. Потому что секундой позже разглядел у дерева парня с огромным луком в руках, куда он вкладывал соответствующих размеров стрелу. Все, Попов, шутки кончились. Этого я снял с первого выстрела, прострелив левое предплечье. И тут в меня попала еще одна стрела. Теперь я уже понял, что без боевого наконечника, как и первая. Следом еще одна.
— Бросай оружие, дурак! — приказал знакомый голос- Нас много и скоро начнем стрелять настоящими.
Следующая попала мне в верхнюю часть левого уха. Больно, зараза! Ну и что тут прикажете делать? Ну много — это не число. Это понятие. Пятеро, семеро? Десять? Я с ними и без пистолета разберусь, есть у меня кое-что в запасе.
— А что дальше? — тянул я время и потихоньку резал сеть и осматривался. Ноги, похоже, запутались основательно.
— Ну есть мы тебя не станем, точно говорю.
— Уже хорошо, — подбодрил я говоруна. — А чего тогда? Следующая стрела больно ударила меня в шею. В ответ я пару раз выстрелил, не особо целясь.
— А вот тогда я охотничью беру, на медведя, — пообещал мужик.
Я откатился к траве на обочине, укрываясь за ней от стрелков хотя бы с одной стороны. Нож у меня острый, так что дело спорилось. А ведь стреляют они прилично, к тому же многих я просто не засек. Ясно одно, что изначально меня хотели взять живым. Зачем я им понадобился? Вообще-то с проезжающими-проходящими на территории не больно-то церемонятся.
— Ладно, бросаю! — крикнул я и высоко подкинул пистолет с таким расчетом, чтобы его видно было издалека, но при этом упал он рядом со мной. Мне б с полминуты времени выгадать.
И тут боевая стрела с длиннющим древком ударила мне в грудь, пробив кобуру.
— Не шевелись!
Вот теперь шутки точно закончились.
Я успел сделать еще пару разрезов, так что руки можно уже считать свободными, когда надо мной со спины кто-то навис.
— Ножик брось, — сказали сверху ломающимся баском.
— Да не вопрос, — согласился я и зашвырнул клинок в траву, да подальше.
— Вот так.
Он нагнулся и начал ловко меня вязать все той же основательно растерзанной сетью. Чувствуется сноровка. Ну и мы тоже ничего, не пальцем сделанные.
Я его подсек все еще спутанными ногами и повалил на себя, еще в воздухе разворачивая так, чтобы он оказался ко мне спиной. Подстраховав падение правой рукой — здоровый черт, такой и раздавить может, — левой мертво вцепился ему в горло. Мы тоже кое-что умеем. С силой сдавив гортань, спросил на ухо:
— Жить хочешь?
Он что-то замычал, и я предпочел перевести это так, как считал нужным.
— Понятно, хочешь. Тогда не шевелись, а то кадык вырву к чертовой матери.
— Эй! — крикнул говорун. — Вы чего там?
— Да вот в любви объясняемся, — проговорил я, доставая из-за отворота воротника сюрикен. — Вы там стойте где стоите.
Парень был тяжел и давил мне на грудь, затрудняя дыхание и мешая разобраться с путами, но я проявлял настойчивость и спешил, рассекая толстые капроновые нитки. Где же они взяли эту хрень?
Полагаю, до полного освобождения мне оставалось совсем чуть-чуть. Секунды. Когда меня здорово приложили по макушке. И не стрелой, точно. Как ко мне подобрались — не понимаю. Я ничего не слышал. Сначала не услышал шагов, потом вообще ничего. А потом, конечно, очнулся. Это когда меня привязывали. За горло к толстой березе, за руки и ноги — в раскорячку — к соседним деревьям. Во рту кляп из какой-то сухой и легко распадающейся дряни. Подозреваю, прошлогодний мох.
— Дядь, очухался, — сообщил молодой. Судя по распухшему и покрасневшему горлу, это его я использовал в качестве щита. Неудачно, м-да. И что дальше? Он с интересом смотрел мне в лицо. Почти с детским. И лицо такое симпатичное.
Со стороны спины кто-то крикнул звонким голосом:
— Один он!
— Вот и ладно. Нам много и не надо. Возни с ними, окаянными нехристями.
Голос говоруна я уже узнавал.
Так, это уже тема; у меня на шее православный крестик. Обычно в «поле» я его не беру, а тут решил оставить. Все же наши места, исконные. Вдруг пригодится.
Я замотал головой, замычал — проклятый мох рассыпался и колко лез в глотку и нос — и глазами показал себе на грудь. Мои экзерсисы не произвели видимого впечатления.
Что же они делать-то собираются? Судя по моей позе… В качестве мишени использовать хотят, что ли? Ведь крепко привязали, сволочи. Едва могу дышать, а кисти рук отмирают просто по секундам. Хоть бы кляп этот вытащили, что ли. Я снова замычал. Сбоку от меня прошел мужик — другой, не говорун, — но даже не посмотрел в мою сторону. Что-то давно так-то вот мной не пренебрегали.