С поддержкой сначала бывшего, а потом и нынешнего тестя, отец Рено стал ворочать большими деньгами. И много пить. Водка, власть и деньги — такая гремучая смесь могла испортить любого человека, а его и портить не надо было, просто тайное стало явным. Водка действовала на него по-особому: он оставался таким же деловым и хватким, его работа не страдала из-за пьянок, но окружавшим его людям, семье и подчиненным, становилось все хуже и хуже. Разговаривать с ними он стал только матом, невзирая на пол и возраст, женщин принуждал к близости, причем сначала это хоть как-то скрывалось — вызывал в свой кабинет, закрывался. Но со временем он все больше наглел, иногда просто предлагал окружающим выйти на минутку. Все понимали, что происходит за закрытой дверью. Выходили и не могли смотреть друг другу в глаза, а его ничто не смущало. Но платил он всегда хорошо, давал людям заработать в то время, когда вся страна сидела впроголодь, без зарплат, и потому все терпели. Он почувствовал полную безнаказанность.
Постепенно его поведение и дома стало таким же хамским. Теперь он не скрывал, что и на первой, и на второй женах женился только из-за положения их отцов. Он уже не пробирался, как раньше, тайком в комнату кухарки, она перестала его привлекать, теперь он вел молоденькую горничную в супружескую спальню, не обращая внимания на жену, даже не прося ее выйти. Девчонки менялись одна за другой. Жена никогда бы ему не простила и одного такого случая, но ей пришлось некоторое время терпеть: дети ходили в школу здесь, в поселке. Но как только наступили каникулы, она уехала с Антошкой, а Рено забрал к себе его родной дед, он не захотел отдавать внука ей. Так в 13 лет мальчик во второй раз потерял мать. Он очень тосковал по ней и по брату. Отец больше ими не интересовался, а Клавдия Сергеевна в течение многих лет приглашала Рено к себе на каникулы или отправляла Антошку к ним. Так братья общались и не забыли друг друга.
Рено сейчас было 28, а брату 25, и оба были не женаты. Старики воспользовались старыми связями, и каждый помог своему внуку встать на ноги. Теперь деда у Рено не стало, а бабушка была совсем старенькой. Они жили с ней вдвоем.
15
Утром Клавдия послала сына за девушкой. Антон поднялся наверх, постучал тихонько. Она распахнула перед ним дверь и молча испуганно смотрела на него. Девушка была высокая, ростом почти с него, очень худенькая, тоненькая, в дешевеньких потертых джинсах и майке. Ее темные прямые волосы, длинные, ниже плеч, были распущенными, они подчеркивали белизну лица с нежным румянцем.
— Доброе утро, хорошо, что вы уже встали, Люба зовет завтракать.
— Спасибо.
Сашка бочком вышла в коридор, стараясь не коснуться этого парня.
После всего случившегося в этом доме девочка видеть не могла мужчин. Сейчас она их воспринимала как единое целое, всех сразу, без исключения, — просто мужской пол. Всю свою жизнь она видела от отца и дядьки только плохое, а события последних дней окончательно лишили ее всех иллюзий относительно мужчин.
Все разговоры одноклассниц в последнее время сводились к парням, ухаживаниям, любви. Любовь… Насмотрелась она и на любовь родителей друг к другу, и на отцовскую любовь к ней. Саша не могла отделаться от навязчивых воспоминаний о пережитом унижении. Перед глазами так и всплывали осоловелые глаза этого старика, Андреевича, когда он лапал ее. Девочку невольно передергивало от отвращения при этом воспоминании.
Следом за Антоном Сашка спускалась по лестнице и вдруг увидела: посреди холла на овальном белом ковре с нежно — розовыми и кремовыми цветами лежит громадный пес, положив тяжелую голову на вытянутые вперед лапы. Сашка приостановилась.
— Это Бонни, не бойся, — повернулся к ней Антон.
Пес услышал свое имя, поднял крупную морду, уши и щеки у него свисали тяжелыми складками, и застучал по полу хвостом. Потом он поднялся, подошел к Сашке и обнюхал ее.
— Он знакомится с тобой, — сказал Антон. — Свои, Бонни, свои.
Они пошли в столовую, и пес — следом. Сашка еле слышно поздоровалась и села за стол. Пес улегся сзади, видимо, решил понаблюдать за этой незнакомкой со странным чужим запахом. Все с любопытством поглядывали на девочку. Она ела молча, на расспросы отвечала односложно. Выдавила, что школу вот только закончила, что матери нет, похоронила две недели назад. При этих словах на глазах у нее показались слезы. Ее оставили в покое, позже только спросили, как скоро она планирует уехать и куда? На что та еле слышно ответила, что не знает, когда и куда ей ехать, что отец продал бабушкин дом, где она жила с матерью. Теперь ей негде жить. Бабушка Лидия сказала, что не пустит ее к себе.
— Отец, что же, жил отдельно, не с вами?
— Да.
— А куда вы ехали? К нему? В какой город? Чем он занимался?
Столько вопросов… Девочка не знала, что и отвечать. Не говорить же им, что папочка привез ее сюда на продажу, как овцу какую-нибудь…