Темные воды

Поколебавшись, он все же шепнул ей:

— Саша беременна, — и вздохнув, совсем не желая этого говорить, все же добавил: — от Антона.

— Боже… Саша, правда?!

— Да…

Клавдия Сергеевна обняла ее, и они вновь расплакались.

После похорон Рено, взяв Сашку за руку, повел было к машине, но она выдернула руку и подошла к Клавдии Сергеевне. Сашка действовала не задумываясь: она видела, как плохо матери Антона, и решила побыть с нею какое-то время. Но Рено воспринял этот жест по-другому. Он сразу связал воедино последний поцелуй в общежитии, ее безутешные рыдания, обморок на похоронах и то, что сейчас она предпочла остаться с Клавдией Сергеевной, и сделал вывод: «Она точно любит Антона, даже мертвого, а я ей не нужен».

Он не появлялся несколько дней, измучился совсем, потом подумал: Антона нет, значит, его долг помочь Сашке, если только ей нужна его помощь. И поехал к ней. Он поднялся в комнату. Сашка была одна. За эти дни она ужасно подурнела: от горя и жалости к Клавдии Сергеевне. И от того что Рено к ней не приезжает… Он не появлялся, надеяться ей не на что… Услышав стук, Сашка равнодушно подошла к двери, видеть никого не хотелось. Распахнула дверь и замерла, не в силах двинуться. Рено поздоровался, она лишь молча кивнула. Они так и стояли в дверях, глядя друг другу в глаза.

— Я зашел узнать, тебе что-нибудь нужно?

— Тебя… — Сашка потом не могла вспомнить, сказала она это вслух или только подумала, в этот миг Рено, словно невзначай, взял ее за руку, и Сашку как магнитом притянуло к нему. Она оказалась в его объятиях и больше ничего вокруг не видела, прильнула к нему и закрыла глаза, подставляя лицо его поцелуям. Даже не заметила, когда Рено успел закрыть дверь, он вроде и не отрывался от нее: целовал и целовал ее губы, бледное лицо, глаза.

— Ты меня любишь? Любишь? — спрашивала она.

— Ты еще спрашиваешь?! Ты моя жизнь, я не могу без тебя.

— Это ты моя жизнь. Как я тебя ждала! — лихорадочно шептала Сашка и сама целовала его.

Старая общежитская кровать только тихонько вздохнула под тяжестью двух тел, неистово ласкавших друг друга, но она ко всему уже относилась философски, старалась только, чтобы ее пружины постанывали не слишком громко, не мешали этим двоим, и изо всех сил делала вид, что она не продавленная односпалка, а роскошное, незабываемое ложе любви. И ей удалось: они бы сейчас поклялись в этом, более того, над ними сейчас был не потолок с облупившейся побелкой, а высокое звездное небо, и боги улыбались им как единственным на Земле Адаму и Еве. Кровать и не такую страсть видела, но эти тоже были очень убедительны, главное, очень уж слаженно все у них выходило, как говорится, на одном дыхании. Потом они лежали, тесно прижавшись, глядя глаза в глаза… Оба были уверены, что никогда и никого больше не будут так любить, как они любят сейчас.

— И не спорь, теперь будешь жить у меня…

Сашка не спорила, только счастливо улыбалась и все прижималась к нему, гладила плечи и спину, словно ей не верилось, что он здесь, и что он с ней.

Вскоре она перебралась к нему и уже согласилась выйти за него замуж, но с походом в загс почему-то все тянула. Хотя семейная жизнь ей нравилась, но она все чаще вспоминала о Лидии, чувствовала — та скоро появится. Помнила, как бабка выкрала авторучку у Рено и боялась за него. Лидия не пощадит никого. Надо было что-то предпринять, но что? Только одно приходило в голову: уйти от Рено, чтобы Лидия его не тронула. Она не могла на это решиться, но подсознательно уже прощалась со своим счастьем, наслаждаясь последними денечками.

В субботу она училась допоздна, Рено ждал в машине у анатомички, и она не шла — летела к нему. Села в машину, а он, не давая ей обнять себя, отстранился: «Подожди, я совсем забыл, какая ты у меня красивая, подожди, я еще не насмотрелся…», — убрал волосы с ее лба и жадно разглядывал: «Какие чудные у тебя глаза, сначала всегда светлые, а чем дольше я смотрю, тем больше они темнеют… Таких ни у кого не бывает!». А Сашка смеялась: «Потому что никто так безумно не любит, как я!». Ей хотелось скорее поцеловать его… «Ну, Рено, ну хватит, зачем на меня сейчас смотреть, я же замучена насмерть латынью…» Он обнял ее и целовал, ощущая слабый запах формалина. А у Сашки слезы навернулись на глаза: как она будет жить без его ласки?!

— Как я тебя хочу, — шепнула она ему в ухо, — это, наверно, токсикоз…

— Да, точно, такое бывает только у беременных, ненасытная ты моя, — смеялся он.

Вскоре у нее, и в самом деле, начался токсикоз. До этого она не замечала своей беременности, а теперь ее тошнило по утрам, все время хотелось есть и спать, одолевала слабость. Рено терпеливо выполнял все ее прихоти, выискивал какие-нибудь деликатесы, чтобы только порадовать ее, как избалованного ребенка.

Погода в эти дни стояла на удивление жаркая. Сашка изнемогала, открывала все окна, а Рено следом прикрывал:

— Не делай сквозняки, тебя продует.

Сашка шла в душ, а он заглядывал, проверяя, не обливается ли она холодной водой.

— Закаляться будешь после родов…

Сашка капризничала, придумывала, чего бы ей еще хотелось.