— Аластор, еще раз говорю тебе, нет никакого фаворитизма, — Дамблдор опустился на свое место, холодное пламя в его глазах, свидетельствующее о крайней степени недовольства окружающими, угасло. — Я же, к примеру, не попеняю тебе излишне фаворитическое отношение к Джереми, как в свое время, когда ты поддерживал Джеймса, я и слова поперек не говорил. А теперь мы созерцаем результаты этой вседозволенности.
— В том-то все и дело, Альбус. Заняты мы одним и тем же, ты и сам это только что признал, только вот ты не тех поддерживаешь, — зло ухмыльнулся Грюм, — и не тех опекаешь. Этот мальчишка, Эванс… Я кажется тебя понял.… Помнишь такого мальчика, Тома Риддла? Уж не пытаешься ли ты взрастить подобие ему, чтобы потом с триумфом всех возвратить в лоно Света? Не оправдаться ли за все свои грехи хочешь? Смотри, Альбус, дождешься же еще одной ошибки на своем счету.
Воздух ощутимо потяжелел. Несмотря на яркое солнце на улице, показавшееся после проливного дождя, в кабинете будто бы стало темнее. Тени, отбрасываемые шкафами и различными безделушками, которыми были забиты все горизонтальные поверхности комнаты, словно ожили, густея, удлиняясь и едва различимо шелестя. Дамблдор не стал снова подниматься со своего трона-кресла. Напротив, он откинулся на спинку и с нескрываемым интересом уставился на Грюма. Глаза хогвартского директора горели колдовским огнем, по-настоящему жутким и пугающим. Пожалуй, именно так он мог смотреть лет сорок назад на посмевшего поднять против него палочку Грин-де-Вальда. Теперь же дрожь известнейшего из авроров была уже отлично различима для глаза, как, впрочем, и всех остальных преподавателей. Гарольду, несмотря на давний срок отлично помнящему эффект действия чар «истинного зрения» на какую-то секунду показалось, будто он снова вернулся на полтора года назад и перед ним в центре столба темного, уже недоброго, потрескивающего пламени сидит нечто, лишь отдаленно напоминающее человека. Хотя сам он священного трепета не испытывал, и даже ощутил, как подобрались за его спиной Рон и Драко, а последний и вовсе в обороняющем жесте загораживает Блэйз.
Они были практически на равных. Магия против магии. В ту краткую секунду, когда глаза Белого Генерала, бывшего когда-то давно сосредоточием силы Света, скользнули по еще толком не оперившейся Триаде, в груди Поттера будто бы сжалась невидимая пружина, в любую секунду готовая снова распрямиться и оборонить. Или ударить в ответ. Угроза от старшего, но отнюдь еще не старого мага исходила нешуточная. Задребезжали стекла шкафов-витрин. Но было внутри какое-то странное чувство, четкая уверенность, что стоит только Белому Генералу обозначить свою атаку, стоит только помыслить о ней, и он проиграет, мгновенно и бесповоротно, как проиграл когда-то другой маг, и еще десятки до них. И не только потому, что тягаться с магом Атаки, находящимся в своей стихии, смерти подобно. Была и другая причина — старинный, поросший мхом и окутанный пылью запрет. Какой запрет? На что?
Дамблдор медленно перевел взгляд на Грозного Глаза Грюма и вполне миролюбиво улыбнулся. Только злобное, остервенело мятущееся пламя в его глазах, выдающее нетерпение мага и его желание битвы, исказило улыбку в гримасу.
— Не беспокойся, Аластор, я не повторяю одних и тех же ошибок два раза, — чистейший яд в голосе, липкий, тягучий, обволакивающий, неимоверно тяжелый. Как долгий многоступенчатый ритуал Древней Магии, такой же насквозь пропитанный дыханием чего-то мертвого, давно ушедшего, но все еще грозного и способного на большие разрушения.
— Альбус, что… — слабым голосом начала МакГонагалл. Видела ли она то же, что и Триада? Или хитрейшая, тончайшая магия тени, не практикуемая вот уже полсотни лет, непроглядной пеленой застелила ей глаза, проникла в самую глубь и исказила видение?
— Сегодня никого не исключат, — спокойно, уверенно и неоспоримо. — Имеющаяся на данный момент ситуация признана результатом твоих ошибочных действий, Аластор. Четвертый курс Слизерина отныне имеет полное право проходить курс обучения Защите от Темных Искусств в той форме и с тем преподавателем, которые они сами сочтут нужным. Экзамен у них будет принимать декан факультета, и его вердикт будет беспристрастен, — еще одно образ-видение. Уже нет директорского кабинета в древнем английском замке. Где-то невообразимо далеко и непередаваемо давно, в центре огромной залы, в резном каменном троне на возвышении сидит чародей в непривычной, не подходящей для этого места и эпохи черной… нет, еще не существует мантий, есть только богато изукрашенные серебряной нитью, тяжелые и невыносимо жаркие хламиды. По традиции завязаны глаза особой лентой, чтобы соблюсти беспристрастность. Весы в руках мага склоняются то в одну сторону, то в другую. Прав будет тот, за кем правда.
Но видение недолговечно. Еще два испуганных вздоха, и участники собрания снова в директорском кабинете, а вынесший свой вердикт Дамблдор утомленно поглядывает на все это честное собрание.