Василиск, подтолкнув Гарольда мордой в направлении каменных хижин, устремился вверх — честно и не по-слизерински отвлекать гриндиолу на себя. Ну или хотя бы часть из них. Поттер же с палочкой наизготовку поплыл почти над самым дном, дабы внимания поменьше привлекать, к каменным хижинам.
Как ни странно, гриндиолу его не замечали в упор — они легко проплывали мимо, стремясь поучаствовать в массовом избиении неким василиском их сородичей. Не терпелось, по всей видимости, попасть под мощный змеиный хвост, чтобы потом с чувством исполненного долга и внутренним умиротворением отправиться в ускоренный заплыв до ближайшего каменно-скального препятствия. Или порадовать наверняка голодного змея своим водорослеподобным на вкус мясом.
Мимо хаотически настроенных пустующих лачуг Гарри проплыл к местной площади — пустому пространству в центре деревни морского народа, где возвышалась статуя тритона, высеченная из цельного камня. Каменный трезубец отчаянно глодали несколько гриндиолу. За коим Мерлином им это взбрело на ум, Поттер, осторожно подплывающий ближе к статуе, не очень хорошо понимал. В голове настойчиво крутилась мысли о голодной зиме и окончательно сбрендивших вожаках. Но чтобы камень грызть…?
Гермионы, Габриэль и Чжоу, которые, судя по обрывкам водорослей, должны были быть привязанными к хвосту статуи, нигде не наблюдалось. И Диггори тоже. Либо их всех уже сожрали, что Гарольду, как вариант, не нравилось в принципе, либо Седрик каким-то образом прорвался сквозь гриндиолу и, с тремя «жертвами» наперевес, умчался к поверхности. В последнее как-то и вовсе не верилось: уж двоих-то на себе тащить и плыть с ними — дело не легкое, а еще и заклинаниями отстреливаться от голодных и злобных гриндиолу и вовсе нечто заоблачное. Значит, в классическом образе пуффендуйского рыцаря вскрылась хитрость. Скорее всего тоже очень классическая и очень пуффендуйская. То бишь либо надо искать самое простое укрытие, либо же самое невероятное — в какую уж грань непревзойденная и непредсказуемая пуффендуйская хитрость заведет. А ее, между прочим, следовало бы опасаться. Особенно — в редкие моменты активизации. Ибо перед ней пасовала даже строго-холодная и логичная слизеринская же хитрость, которая и вовсе была воспета в легендах не одним поколением магов.
Чуть выше чуткого поттеровского уха, перманентно подпалив буйные вихры и обдав горячей волной вскипевшей воды и пузырьками воздуха, прошел луч оглушающего заклинания.
Гарри окончательно утвердился во мнении, что пуффендуйской хитрости (и иже с ней — изобретательности) спасаться надо. И чем быстрее, тем лучше. Все-таки жаль, что Диггори входит в число лиц, «обязательных к спасению». Личной неприязни к нему Поттер не питал, но количество проблем, исходящих от пуффендуйца, решившего сыграть в Героя Всея Хогвартса, грозило зашкаливанием. К тому же, останься Диггори на корм гриндиолу, Рон сильно обрадовался бы…
Но нельзя.
Повторная вспышка заклинания, снова едва не задевшая Поттера, целиком и полностью подтвердила наличие у Седрика Диггори истинно пуффендуйской изобретательности. И доказала незнание им сигнальных чар.
Захоронился Первый Чемпион Хогвартса очень хитро: его бледное лицо, сквозь стенку воздушного пузыря больше напоминающее бугристый блин для пиццы, мелькнуло между камней одной из полуразвалившихся каменных хижин. Седрик, заметив, что Гарри смотрит в его сторону, замахал руками. Проплывавшие мимо гриндиолу остудили его пыл — Диггори тут же скрылся за поросшим снаружи водорослями валуном. Гриндиолу явно что-то почуяли и решили задержаться у заинтересовавшей их груды камней. Покрутились вокруг, разведывая, что да как, оценили заодно и степень съедобности Гарри Поттера, на всякий случай замершего в десятке футов от укрытия Диггори. Поттер в качестве обеда их не заинтересовал, и новопоявившеся гриндиолу решили присоединиться к разгрызанию каменной статуи неизвестного тритона.
— Ну нако… хоть кого… посла…! — Диггори обрадовано хлопнул Гарольда по плечу. — Я тут … уже с … жду! Надо выби… отсюда скорее — скоро кон… время!
Тот нахмурился, пытаясь разобрать, что же сказал Седрик. Окончания слов, а то и сами слова, слышны были с пятого на десяток — мешали чары воздушного пузыря.