В святая святых Императора не допускался никто, только иногда, и то в пору хорошего настроения правителя – Рин. Латгардис сам чистил, затачивал и лелеял редчайшее оружие, в то время как друг тенью скользил по помещению, стараясь не отвлекать полностью поглощенного делом друга, и раз за разом восхищенно оглядывал экземпляры, попавшие в коллекцию. Здесь можно было увидеть и темные, и даже светлые клинки. С которыми, к удивлению многих, император всегда находил общий язык, и те охотно делились с рыжеволосым мужчиной заложенной в них силой.
Латгардис мгновение помедлил, проводя рукой перед массивным замком. Марево заклятия чуть дрогнуло, узнало хозяина и с едва слышным пением напряженных магических потоков втянулось в запор. Негромко щелкнул и закрутился механизм, отворяя тяжелую дверь. Император вздохнул, словно собираясь с духом, и вошел в оружейную.
Взгляд золотых глаз заскользил по знакомым мечам, которые сейчас чуть звенели, приветствуя хозяина, будто заново изучал, но мужчина, пусть и неторопливо, но целенаправленно прошел к дальней стойке. На невысоком стеллаже, небрежно брошенные, сиротливо лежали два клинка в простых ножнах.
Император остановился рядом с ними и в задумчивости протянул к ним руку. Нерешительно, сомневаясь. И почувствовал, как в щенячьем восторге заметались души, заключенные в сталь, виновато касаясь хозяина ласковыми нитями ворожбы. Латгардис замер, стараясь перебороть желание резко развернуться, уйти, захлопнув дверь, и больше никогда не возвращаться сюда. Не видеть клинков-братьев, оружия, предавшего собственного хозяина.
Эти мечи выделялись даже среди невероятной коллекции, собранной императором. Имеющие собственный разум, они могли служить только одному хозяину. Тому, кого выбирали сами. И тогда, в тот момент, когда свистящие стрелы летели к груди раненного Темного Властелина, они предали его, спасая ему жизнь. Не дали освободить свою магию, выжигая все вокруг, уничтожая и хозяина, и его врагов. Всех, кроме одной. Девушки, которая бросилась вперед и заслонила Латгардиса, принимая удар зазубренной стали. Она стала тем самым чудом, которое спасло жизнь юному наследнику.
В тот день было совершено покушение на всю императорскую семью. И только рыжеволосому юноше удалось избежать смерти, откупившись от нее жизнью той, кто была его душою. Уже Темный Властелин потом швырнул жалобно звякнувшие клинки на стеллаж и поклялся самому себе больше никогда не прикасаться к ним. И вот гляди-ка, вернулся и стоит в раздумьях.
Мужчина, тряхнув пламенными волосами, поджал губы и поднял один из клинков, с кипенно-белой рукоятью, похожей на диковинный гигантский клык. С шелестом вытянул его из ножен, рассматривая странную, серовато-туманную сталь с необычной гравировкой, – тонкими линиями драконьих рун, – бежавшей по поверхности. Тихонько вздохнул, ощущая, как радостно коснулся разум клинка сознания своего хозяина, и со стуком вернул его обратно.
Взял в руки, размышляя, его брата. Темная рукоять, оплетенная кожей дикого рагдона, источала силу, словно мутный, жутковатый ручеек струившуюся в руки мужчины. Со злобным звоном меч выпорхнул из ножен, обнажая обсидиановую сталь, в которой вихрями скручивались голубоватые страдающие искорки. Клинок приветствовал хозяина, и кровожадно и тягуче пронесся по полутемному помещению шорох тысяч голосов.
Рассветная Заря и Скорбящий – легендарные клинки, созданные тысячи лет назад, но все еще не только не превратившиеся в сказки, но даже не потерявшие своей остроты, набравшие мощь, напитавшиеся чужими жизнями. Свет и Тьма, два клинка-брата, не существующие друг без друга. Один – сохраняющий жизни, обладающий силой излечивать даже смертельные ранения; и второй – несущий смерть, страшнее мифического драконьего пламени, пожирающий души убитых врагов. Даже белый клинок становился бессилен перед ранами, нанесенными братом.
Латгардис хмыкнул, подхватил мечи и быстро вышел из оружейной, захватив несколько метательных ножей из триннской стали.
В дворе нервно рыл землю копытом рыжий жеребец и злобно прижимал уши, вскидывая задом – оруженосец, держащий коня под уздцы, ощутимо нервничал, а зверюга все так и норовила уцепить мальчишку за плечо. Латгардис успокаивающе похлопал лошадь по крепкой шее, и животное сразу же замерло, почуяв хозяйскую руку. Император быстро окинул взглядом отряд сопровождения, одобрительно хмыкнул – Рин хорошо постарался, – но, наткнувшись взглядом на знакомую фигуру, подозрительно сощурился.
– Что это? – мрачно поинтересовался император, оглядывая друга.
Амисто ухмыльнулся в ответ и вскинул брови, словно недоумевая.