Темные времена (СИ)

Я последовал совету Снейпа и покинул Англию, отправившись в Италию. Меня уже ничего не держало в Англии, так что я мог со спокойной душой отправиться в другое место, где я смогу хоть как-то решить ситуацию. Мои друзья все равно уже никогда не смогут принять меня, да и вообще все те, кто был мне дорог уже не примут мою сущность. Это означает, что я никогда не смогу вернуться обратно. Будучи еще и связан обещанием Снейпу.

Бесспорно, — мои друзья были самыми замечательными людьми из всех, кого я знал. И пусть у них были некоторые предрассудки, например у Рона… Я все равно любил их, это не изменить. Я дал обещание Снейпу — никогда не возвращаться в волшебный мир, и у меня действительно нет причин, чтобы не сдержать своих слов. Я ушел из мира магии, безвозвратно оторвав его от своего сердца.

Даже если бы я вдруг захотел и смог вернуться, то мне не хотелось бы, чтобы у меня были проблемы с Ремусом. Как никак, я знал о проблеме вражды между оборотнями и вампирами. Это началось задолго до моего рождения и не остановится лишь потому, что я хочу вернуться туда в своей настоящей ипостаси.

Я уже понял, что в этом огромном мире, полном неизвестности и боли, я остался один. Будучи одинокими, мы меняемся, учимся не зависеть ни от кого, кроме нас самих. Нужно надеяться на лучшее, но всегда ожидать худшего, это жизнь, и она в любом случае остается неоправданно непредсказуема. И независимо от того, сколько времени мы проведем в одиночестве, это изменит нас.

Например, если оставить ребенка в покое на слишком долгое время, то он постепенно перестанет пытаться привлечь к себе внимание, его инстинкты выживания проснуться. Если же оставить ребенка более старшего возраста, то он научиться одиночеству, научиться никого не ждать. Однако если взрослый будет заброшен, то он просто будет в депрессии.

В итоге я провел два года в горах.

Я питался кровью животных, живших в тех лесах: волков, медведей, оленей. Я старался избегать всего, что хоть отдаленно напоминало запах человека, я ненавидел это. Я ненавидел одиночество, так что вскоре я обнаружил, что не в состоянии быть один. Я был социальным созданием, и если в моем поле зрения не было друзей или знакомых, то это медленно сводило меня с ума.

Вскоре после того, как я обнаружил, что не в силах быть одиноким, я начал путешествовать. За эти два года я побывал во множестве мест, все пытался найти что-то. Оно звало меня, но я не мог найти источник. Румыния запомнилась мне почему-то больше всего. Ни в одном из других мест я не нашел совсем ничего, что могло бы меня заинтересовать.

Помню, что провел я в Румынии почти полтора года. Мне удалось хорошо узнать немецкий язык, это как раз один из тех языков, на котором там говорят чаще всего. Довольно быстро я также сумел узнать и другие основы языков, используемых в Румынии. Честно говоря, я ужасно удивлен, насколько легко все это учиться.

Я прятался в Карпатах или в других больших лесах. В основном я уезжал, потому что мне было необходимо быть рядом с другими. Охотился я в глубине больших лесов, где запах человека найти трудно, — они там не бывают. Зима была холодной, и все это время я провел там. Я встретил одного почти замерзшего насмерть человека. Он был весь укутан в свои страдания, помню, как он умолял о смерти…

Когда я нашел его, он был почти мертв, он ужасно страдал… Его одежда была изорванной, а голос глухим и поскрипывающим, словно давно не смазанная дверь.

— Пожалуйста, — прохрипел он, хватаясь за мой пиджак так, будто он и вовсе не прилагал к этому никаких усилий, — Прошу вас, убейте меня!

Я присел рядом с ним, глядя в потухшие глаза, покрытые еле заметной мутной пеленой. При взгляде на это жалкое создание, можно было уверенно сказать, что он умрет в течение часа. Даже если этого не сделаю я. А я этого не сделаю.

— Почему? — я покачал головой, понимая, какую глупость я сейчас скажу. — Почему я должен пачкать свою душу из-за тебя?

Следующие его слова повергли меня в недвусмысленный шок. Мужчина со знающей улыбкой заметно расслабился.

— Ты уже в аду, парень, — прошептал смертный, — Что убьет в тебе милосердие? — я почувствовал, как во мне что-то сломалось.

Я, стиснув зубы, с щелчком свернул умирающему шею. Он был прав. Чем будет убийство милосердия на моей уже очерненной душе? Ничем. Я проклят: я убивал, я крал, я врал… О какой чистоте может идти речь после всего того, что я сотворил?

В тот день я понял свой дар, странно, что я не заметил этого раньше. Когда я коснулся человека, мои руки оставили что-то вроде ожога на его шее. «Как с Квиррелом» — пробормотал я, вспоминая пепел, в который я превратил своего бывшего учителя. Мысли вернули меня в Хогвартс, на первый курс в комнате с волшебным зеркалом.

«Это больше похоже на проклятье, а не дар. Я даже не могу прикоснуться кому-либо, ибо сожгу существо» — размышлял я в тот момент.