Темные времена

— Ты — предводитель! — в свою очередь сорвался на крик отец Флатис. — Если надо привезти зерно из дальнего поселения — пошли людей! Зачем лезешь сам?! За последние месяцы ты побывал везде — подземелья, леса, реки и водопады! Получил столько ран, сколько имперский солдат не получает за все время службы! Сколько еще удача будет улыбаться тебе?! Поверь, настанет момент, и стрелы шурдов или звериные клыки настигнут тебя! Что тогда случится с теми людьми, кто оказался здесь только из-за тебя?! Что?!

Замолкнув, священник последний раз ожег меня яростным взглядом, отвернулся и пробормотал:

— Решать тебе. Думай сам. А рука… рану я сейчас почищу, и через неделю вновь можешь отправляться в следующий поход.

Сдувшись, я обессилено опустился на лавку и замолк, глядя в пол. Ответить было нечего. Старик был абсолютно прав. Уже второй раз я отправлялся в дальнюю вылазку и успешно возвращался обратно относительно целым и невредимым. На этот раз я отделался легким испугом и несколькими ранами. В следующий раз удача может отвернуться от меня, и тогда мои люди вернутся обратно с хладным трупом на руках.

Подняв голову, я обратился к священнику:

— Отец Флатис… вы хоть раз в своей жизни ощутили себя на моем месте? Когда приходится ободряюще улыбаться ждущим от тебя чуда людям, а сам со страхом ждешь следующего дня… Когда каждый день охотники уходят за добычей, а ты не знаешь, вернутся они или навсегда сгинут в дебрях Диких Земель?.. Как я могу отправить людей в объятия смерти и спокойно ждать их возращения?

— Был ли я на твоем месте? Был… — глухо ответил священник, и я заметил, что его руки мелко дрожат. — Был… Бремя власти невыносимо тяжело, но кому-то приходится взвалить его на себя и принимать нелегкие решения. В тебе сосредоточены надежды людей, и нельзя попусту рисковать собой. Когда падешь ты, падут и они. Лишь вера в тебя придает им силы. Помни об этом.

— Я запомню ваши слова, — кивнул я и, желая поскорее сменить тему, указал на плечо: — Может, подлечите рану, а то на самом деле руку отрезать придется.

— Не придется, — хмыкнул священник, нагнувшись над Стефием и вливая ему в рот травяной настой. — В ране начиналось заражение, но кто-то ее хорошенько почистил. Осталось только сменить повязки и на время забыть о занятиях с мечом.

— Забыть о занятиях с мечом? — обрадованно переспросил я. — Святой отец, вы, главное, не забудьте это Рикару сказать — насчет занятий. А что с церковью?

— Растет как на дрожжах! — улыбнулся отец Флатис. — Богоугодное дело всегда быстро делается! Скоро крышу положим, а там и до первого молебна недалече!

Закончив давать Стефию лекарство, священник занялся моей рукой, и следующие десять минут мне было не до вопросов. Но все когда-нибудь кончается, и вскоре я с облегчением смотрел на плечо, скрытое под свежей повязкой. В довершение всего, отец Флатис вручил мне кружку, наполненную непонятной густой жидкостью бурого цвета, и велел выпить до дна. Подчинившись, я выпил все до последней капли и скривился от разлившейся во рту дикой горечи.

К счастью, в лечебницу зашел Рикар и сунул мне в руку кружку с вином, которую я с наслаждением сразу же ополовинил. Отец Флатис скорбно покачал головой, но промолчал.

Вслед за Рикаром зашли братья-мастера, Литас и самым последним робко появился Тезка, взглянул на мое перекошенное от горького лекарства лицо и, протянув ко мне руки, зачастил:

— Господин! Ну откуда мне было знать? Теперь-то что уж серчать? Не знал я!

— А? — все, что я смог сказать в ответ на столь бурное словоизвержение. — Что ты не знал?

— Что этот хмырь рыжебородый с вами пришел, — непонятно объяснил Тезка и смущенно присел на краешек скамьи. — Вы уж не серчайте, господин. Да и не сильно я ему врезал, недельку с синяком походит, а там и рассосется.

— Стоп! — не выдержал я. — Ничего не понимаю. Давай успокойся и расскажи по порядку. Что за рыжебородый хмырь, где ты его видел и почему ты его ударил.

— Да тут и рассказывать нечего, господин, — всплеснул руками хозяйственник. — Выхожу я, значит, из кладовой…

— Лучше сказать — выползаю я из логова, — заржал здоровяк, но, наткнувшись на мой взгляд, осекся. — Ладно, молчу, рассказывай давай.