Впрочем, здесь есть один предмет, который движется. Это – маленькая девочка в красном цветастом платье, в безобразном переднике и с торчащими, как у старой куклы, косичками. Она подметает пол, безмолвно находясь одновременно во всех комнатах. Я знаю, что во всех. Я вижу ее – она движется, но является такой же постоянной, твердой и вечной, как и все остальное. Ее я очень боюсь – она другая. Я всеми чувствами ощущаю ее чужеродность. Она не угрожает, не говорит, не нападает, но ее я боюсь едва ли не сильнее самого большого страха, таящегося в этом доме. Страх этот находится в самой дальней комнате, заставленной всяким хламом. Я знаю, где он сидит, и всегда безошибочно его нахожу, потому что проделываю этот путь тысячи раз – и всегда нахожу его. Страх – это большой стеклянный сундук. Стоит поднять его крышку, как на дне сами собой начинают образовываться жабы, они бесконечно самообразуются, выпрыгивают и приклеиваются к одежде, к рукам, к лицу. Я с отвращением отдираю от себя эти липкие холодные тела и знаю, что если не успеть, то жаба срастется с тобой – и это ужасно и отвратительно. Но, конечно, я удачлив и хитер, мне всегда удается вовремя спастись и убежать. Пронестись в панике по анфиладе вечных комнат, и на пределе душевных сил в последний раз испугаться чистоплотной девочки в фартуке. Бежать, бежать мимо коляски по деревянным ступенькам и каменной дорожке. Бежать так, словно кто-то преследует. Кричать и не слышать своего голоса, и не чувствовать своих ног, и не уметь взлететь, хотя раньше умел.
Вот тогда я и встречаю этого человека. Он мне абсолютно незнаком, но что-то мне в нем не нравится, и тогда я хитростью засылаю его в дом. Я знаю, что он не вернется оттуда, и с интересом жду, когда меня начнет мучить совесть. А потом вдруг понимаю, что жду этого напрасно, и совесть будет мучить не меня, а того, кто моими глазами был в этом доме, того, кто открыл этот сундук и испугался девочки. Того, кто отправил незнакомца на смерть. Это его воспоминание, а вовсе не мое. Это он вернется в дом и погибнет вместе со своей жертвой потому, что его замучает совесть. А у меня останется лишь горечь оттого, что еще один эпизод прожит не мной, а мой день снова прошел впустую, выпал из моей жизни – безликий и белесый, ни радостный, ни грустный, – никакой.
Я делаю что-то, но совсем не то, что хочу, а лишь то, что может сделать каждый.
Кому-то выпадает жить и создавать ситуацию. Кому-то – слушать, видеть, размышлять.