Темные звезды

— Наверно, вы не слышали… — Эрита замялась. — В стране чрезвычайное положение. Теперь жандармы могут даже стрелять в людей. Я хотела переговорить с графом Бертоном — не выпускают. Похоже, меня заберут без моего согласия.

— Ну, это уже безобразие! — Огонек возмутился, вмиг вспомнив все россказни про синий полк Его Высочества. Каратели и живодеры, набранные из-под виселицы. Если бывают волнения, их посылают, чтобы кровь пустить. Честный офицер руки жандарму не подаст. — Синие много себе позволяют, так нельзя!

— Я оказалась в западне, — призналась Эрита откровенно. — Что делать?

— Разбить окно и кричать «Караул! Помогите!» — брякнул Огонек первое, что пришло в голову. — Кто-нибудь прибежит.

Эрита отвела лицо:

— Мне стыдно кричать как базарной торговке.

— Наоборот, надо вопить как резаной. У нас, если на девчонку нападут, она визжит — на три квартала слышно.

— Я по-другому воспитана.

«Так и пропасть можно от своей деликатности! Утащат, и поминай, как звали», — подумал Огонек, но язык придержал и спросил только:

— А чего они к вам привязались?

— Мои родители… — начала Эрита и запнулась. — Они важные люди. Это дело политики, вам лучше не знать. В высшем обществе свои отношения.

— Не высшее общество, а разбой какой-то! — Огонек прытко выбрался из кровати. — Так только пираты делают. Ладно! Я выйду из лазарета и добегу до охранников. Или доложу его сиятельству, что жандармы в Гестеле командуют.

— У людей Цереса большие полномочия. Вам не позволят выйти.

«Да, чрезвычайное положение… Но все равно, нельзя отдать им Эриту! Слишком на похищение похоже… Что это за политика, девчонок красть?» — ломал голову Огонек.

— Из лазарета есть другой выход?

— Он заперт на ключ.

— Или окна без решеток?

— Да, в нижнем этаже. Но в той комнате сейчас Мана и унтер, а другой ходит по коридору. Жандармы у крыльца.

Распахнув накидку, Эрита выложила на постель какой-то сверток:

— Вот, я принесла вам оружие.

«Револьвер!» — загорелся Огонек, но быстро остыл. Щипчики, ланцеты… Похоже, дворянка взяла инструменты из кабинета врача. Такая дребедень даже как медиатор не годится.

— А ничего получше не было?

В ответ она только вздохнула, глубоко и горько.

Огонек стал чесать в затылке, хотя это некрасиво делать перед барышней. Просто так легче думалось.

Два унтера и два жандарма. Все они вооруженные и взрослые. Мимо них не прошмыгнешь, остановят, с ног собьют.

— Порошки у врача есть? — спросил он.

— Да. Но зачем они вам? — удивленно спросила Эрита.

— Принесите хоть пакетик. А я пока кое-что сделаю.

Сняв с кровати тюфяк, он отрезал ланцетом один из ремней, на которых тюфяк покоился, и укоротил до нужной длины. Теперь снаряд. Пригодился бы каменный шарик, которым играют ребята, но ничего похожего в палате не имелось. Вот разве что…

«Господи, прости меня за святотатство, — взмолился про себя Огонек, примериваясь, как вернее хрястнуть статуэткой Громовержца о плиту подоконника. Тресь! Шар Мира с ладонью откололись. — Это я для барышни, чтобы ее спасти».

— Вот порошки, — прибежала Эрита.

Огонек уже помахал пращой для пробы, вроде получилась годная.

— Нижний этаж я более-менее помню, — заговорил кадет звенящим, напряженным голосом. — От жандармов, которые на крыльце, мы убежать не успеем. Но если откроем окно… Вы улететь сможете? Ночь лунная, хоть и небо в тучах.

— Ой, не знаю, — растерялась желтоглазая. — Это быстро не делается! Только если кто-нибудь поможет… И что же, вы тут останетесь?

— Да выкручусь, вы за меня не бойтесь!

— Нет, я вас не оставлю.

— Бросьте, вам удрать важнее!

— Нет, вы будете слушаться меня! — настояла Эрита, и голос ее стал жестким, словно она выговаривала нерадивому слуге. — Когда откроете окно, все делайте, как я велю. Обещаете?

— Только раздевать вас я не стану, — промямлил Огонек, глядя себе под ноги и мысленно благодаря бога за темноту. Хорошо, Эрита не видит, как он покраснел.

Она со злости даже ногой топнула:

— Это еще что?! Детские сказки! Так одни ведьмы летают! Ну же, идите, кадет! А я за вами.

Выйдя с пращой наготове в высокий, гулкий коридор верхнего этажа, Огонек вдруг понял, что именно здесь и сейчас он стал военным. Не когда надел форму кадета, а только в эту ночь. Это не схватка в спортзале, где Лом, наставник по гимнастике, учил кадетов правильному рукопашному бою.

«Если я сразу унтера не завалю, мне конец. Он со мной чикаться не станет».

Потом ему стало ясно, что за унтера он попадет под трибунал.

Надо было вернуться в палату и зарыться в одеяло с головой, но Огонек шел вперед, хотя ноги подгибались и руки тряслись.

Дождик стих. Тучи мало-помалу начали редеть, в разрывах между ними стали изредка проблескивать звезды. Порой сквозь тучи просвечивал матовый лунный диск, и вновь скрывался в темной пелене.

Ловкач Гуди, воспитанный в Красной столице ворами, и с ним еще двое старших ребят подвалили к жандарму, курившему под навесом караулки. Тот насмешливо, свысока оглядел пареньков — детвора!

— Что, мальцы, в самоволке? К девчонкам бегали?

— Ага. — Гуди осклабился.