Темные звезды

Картечница загрохотала, извергая струю пуль. Огонек схватился за рукояти наводки, повернул башенку на казармы, и бежавших словно метлой смело. Кто уцелел, те как ящерицы расползались в стороны.

«Ага, вот так!»

Что-то щелкнуло рядом с плечом. Вгорячах Огонек не сразу понял, что башенка сзади открыта, и в него стреляют гвардейцы. Рассвирепев, он крутанулся с картечницей вместе, струя прошла по мотоколяске, разодрав экипаж принца как пилой и прострочив гвардейцев. Церес метнулся назад, в храм.

Огонек остановил стволы, грохот оборвался. Он закричал носящимся в воздухе:

— На крышу! Спускайтесь на броню, на крышу! За мной!

Они услышали и заскользили к нему. Путаясь в платье, Огонек слез вниз, устроился на месте механика-водителя и занялся рычагами. Броневик уже отъехал мер на сто от церкви, когда девчонки смогли сесть на башенку и начали забираться внутрь.

— Куда мы едем? — спросила Эрита заплетающимся языком, еще не придя в себя от удушья.

— Вперед! — уверенно объявил Огонек, пытаясь вспомнить расположение аллей и строений Бургона.

Наконец у него появилось время для эфира. Он подался вперед, чтобы прижаться лбом к металлу.

— Говорит кадет Огонек Хавер из батальона двадцать два! Я нахожусь внутри владения Бургон, со мной Ее Высочество Эрита и дочь графа Тор-Майда! Не могу говорить долго, чтобы меня не запеленговали. Пока мы на свободе, но боюсь, за нами погоня. Передайте мои слова его сиятельству Бертону и штабс-генералу Куполу.

—  Огонек, слышу отлично! Я все записал, сейчас же передам. На приеме прапорщик Голубь.

Церес в гневе покусывал губы. Почти держать их в руках, невесту и заложницу — и так нелепо упустить! Но кто сидел на пулемете? Кто управлял броневиком?

— Перекрыть все выезды из парка. Выслать конные патрули. Снять с дежурства все броневики, пусть объезжают аллеи. Тех, кто сбежал на машине — найти и задержать!

Когда переполох утих, из дальних зарослей выбрался жандарм с велосипедом.

— Ваше Высочество, я от профессора…

— Что, говори быстрее!

— Беда, Ваше Высочество. Измена. Медиумы взбунтовались…

— Как?!

— Новая девчонка, которую учил профессор, передала в эфир бунтовское слово, и сеть заглохла. Нельзя ни с кем связаться, почти все молчат. И наш парень, Удавчик, заодно с девчонкой — он убил Ронди и двоих поранил.

— Какое еще слово?.. — ошеломленный принц слушал курьера и едва понимал смысл его слов. — Что ты несешь?

— Сказала, — замялся жандарм, стараясь не встречаться с взглядом принца, — будто дело ваше расстроилось, а Бургон, мол, окружен войсками императора. Так что письменный приказ, который мне от вас вручили, в эфир не ушел. Посылать его некем и некому.

— А Безуминка? Где ан Бези?

— Она… Ваше Высочество, лучше вы сами взгляните! — вздохнул жандарм, потупившись.

— Я взгляну, — пообещал Церес угрожающе. — Я обязательно взгляну, и всем назначу, что кому положено! Карету мне!

Приговор

Проводив господ и заперев за ними дверь — уж в чем, а в замках она разбиралась, — Хайта огляделась по-хозяйски. Теперь можно развлечься в свое удовольствие.

Главное, чтобы к приходу Бези все стояло на прежних местах.

А тут столько всякого интересного!

Наряды Хайту мало привлекали. Как «кани джику рузи», она могла ходить нагой, когда замерзают ручьи, а камни покрывает хрусткий иней. На Ураге она выходила на поверхность даже зимней полночью, в одной сбруе, и пробегала много поприщ — иней серебрил ей волосы, пар из ноздрей стекал водою по губам и леденел, словно усы матерого бойца. Остроконечным молотком она раскалывала лед ручьев и оттаивала его в животе, чтобы пить в пути.

Правда, на Мире даже рабыням позволяли одеваться, и в здешнем платье Хайта ощущала себя почти вольной.

Мало того — хозяйка даровала ей сорочку со своего тела!

«Она меня сразу возлюбила, — гордилась Хайта про себя. — И мне с ней тоже хорошо».

Она перебирала пузырьки, баночки и флаконы, которые без порядка были расставлены на столике под зеркалом, по этажеркам и полочкам. Мазаться и краситься ей на Ураге не запрещали, только чтоб без воинских узоров.

Скажем, вот этот крем. Жирный, ароматный — им можно натереться с головы до пят. Зимой он отлично защитил бы кожу от мороза.

Сняв платки, Хайта с наслаждением принялась умащаться перед зеркалом.

«Только осторожно, не выгребать всю банку. Четверть, и хватит».

Пата возилась на кухне, гремела ведром и звучно подъедала остатки помоев.

Натершись до блеска, Хайта стала вертеться так и эдак, любуясь собой.

«У-у, какая я красивая! Я просто восхитительная. Мной кто угодно прельстится — и парень, и девушка… А как ляжет краска на крем?»

Кроваво-кирпичного цвета краска походила на прессованную пыль. Чуть припахивает маслом дерева.

«Как ее размесить? Наверное, слюнями».

Тьфу, невкусно. Глупые миряне. Косметика должна быть съедобной, чтоб ничего не пропадало даром. Если это неживая химия, как же тогда с обычаем вылизывать друг дружку перед сном?