Мередит услышала ее шепот, выпрямилась, обернулась, дрожащими руками поправила волосы и несколько раз глубоко вдохнула и выдохнула, стараясь сделать вид, что с ней все в порядке.
— Ты поранила руку, — сказала она. — Дай-ка я посмотрю.
Бонни даже не заметила, что порезалась осколками стекла. Она протянула кровоточащую ладонь, но, вместо того чтобы дать Мередит осмотреть рану, схватила ее за руку.
У Мередит был жуткий вид: глаза остекленели, губы побелели, ее трясло. Но Мередит все равно пыталась позаботиться о ней, пыталась взять все на себя.
— Не надо, — сказала Бонни, пристально глядя ей в глаза. — Поплачь, Мередит. Поплачь громко, если хочешь. Но только выпусти то, что у тебя накопилось. Сейчас не надо быть хладнокровной, не надо держать это в себе. У тебя есть полное право не сдерживаться.
Секунду Мередит стояла, дрожа, потом покачала головой, и на ее лице проскользнула призрачная тень улыбки.
— Не могу. Просто я по-другому устроена. Ладно, давай я все-таки посмотрю твою руку.
Может быть, Бонни и заспорила бы с ней, но в эту секунду из-за угла показался Мэтт. Он бросил на девушек яростный взгляд.
— Что вы тут делаете?.. — начал он, а потом увидел окно.
— Она мертва, — ровным голосом сказала Мередит.
— Я знаю. — Мэтт был похож на плохую, слегка передержанную фотографию себя самого. — Мне сразу сказали. Сейчас там выносят… — Он не договорил.
— Мы все провалили. И это после того, как мы ей пообещали… — Мередит тоже не договорила. Говорить было нечего.
— Но теперь-то полицейские нам поверят, — сказала Бонни, глядя то на Мэтта, то на Мередит. Она отчаянно пыталась найти в случившемся хоть какой-то плюс. — Им
— Нет, — сказал Мэтт. — Они не поверят, Бонни. Понимаешь, они уже сказали, что это самоубийство.
— Самоу… Они вообще видели комнату? Они хотят сказать, что
— Они говорят, она была эмоционально неуравновешенна. Они говорят, ей… ей каким-то образом попали в руки ножницы…
— О господи, — сказала Мередит и отвернулась.
— Они говорят — по-видимому, ее терзало чувство вины за то, что она убила Сью.
— Кто-то вломился в дом, — яростно сказала Бонни. — И они не могут это отрицать.
— Могут. — Голос Мередит был тихим, как будто она смертельно устала. — Ты посмотри на окно. Все осколки снаружи. Стекло разбили изнутри.
«Вот что еще было неправильно в той картинке», — сообразила Бонни.
— Скорее всего, он сделал это, когда покидал дом, — сказал Мэтт. Все беспомощно смотрели друг на друга.
— А где Стефан? — спокойно спросила Мередит у Мэтта. — Он случайно не торчит там у всех на виду?
— Нет. Как только мы узнали, что она мертва, он ушел куда-то в этом направлении. Я пошел его искать. Наверняка он где-то рядом…
— Тсс! — сказала Бонни. Со стороны главного входа перестали доноситься громкие голоса. Женские крики тоже прекратились. В этой относительной тишине они расслышали негромкие слова, донесшиеся из-за черных грецких орехов в задней части двора:
— …хотя это
Голос был такой, что по коже Бонни побежали мурашки.
— Это он, — сказал Мэтт. — Он там с Дамоном. Пошли!
Когда они дошли до деревьев, Бонни смогла отчетливо расслышать голос Стефана. Два брата стояли в лунном свете лицом к лицу.
— Я поверил тебе, Дамон. Я тебе поверил! — говорил Стефан. Бонни никогда не видела его в такой ярости. Даже на кладбище с Тайлером он был не так зол. Но тут была не просто ярость.
— Ты стоял и смотрел, — продолжал Стефан, не глядя на Бонни и остальных и не давая Дамону вставить ни слова. — Почему ты не сделал
Лицо Дамона было серьезным и мрачным. Его черные глаза блестели, а в том, как он держался, не было ни капли обычной флегмы. Он казался непреклонным и каким-то хрупким, как оконное стекло. Он открыл было рот, но Стефан его перебил:
— Это я во всем виноват. Я должен был догадаться. Да я и догадывался. И они догадывались, они предупреждали меня, но я их не послушал.
— Ах,
— Стефан, постой, — начал Мэтт. — Мне кажется…
— А я
— …то тоже был бы трупом, — прошипел Дамон. — Это не обычный вампир. Он сломал бы тебя пополам, как сухой прутик…