Темный ангел

– Окленд! – крикнул Мальчик. – Ты не идешь? Тот парень, Джарвис, будет тебя ждать. Я сказал, что нас будет четверо.

– Передумал. Что-то не хочется. Слишком жарко для тенниса, – беспечно ответил Окленд. Мальчик помолчал, словно собираясь спорить, но потом изменил свое намерение. Он ускорил шаги.

– Ну что ж, оно и к лучшему. У Окленда просто дьявольская подача, – сказал он едва ли не весело.

Джейн согласно кивнула, почти не слушая его. День потерял все свои краски; Окленда рядом нет, и ждать было нечего. Она постаралась выкинуть из головы мысли о предстоящих нескольких часах и заглянуть несколько вперед. Чай – она увидит Окленда за чаем. А потом наступит вечер, когда она наденет зеленое платье и агатовое ожерелье.

– Окленд терпеть не может проигрывать, – продолжал бубнить Мальчик. – Но с ним это нечасто бывает…

Рука об руку они обогнули густую посадку тисовых деревьев, повернули за угол и двинулись между цветочными бордюрами к теннисному корту.

– Здесь очень красиво, – на полпути сказал Мальчик, размахивая руками по сторонам. – В хорошую погоду, конечно.

Джейн удивленно подняла на него глаза: Мальчик всегда отпускал это замечание, но обычно, лишь когда они достигали конца бордюра.

– Когда отцветают дельфинии, – как всегда, ответила Джейн. Она в последний раз оглянулась.

Деревья и кустарники, высокая стена черных тисов – отсюда были видны только крыши Винтеркомба.

* * *

– Наконец-то, – сказал Окленд в ту секунду, когда Джейн и его брат исчезли за стеной тисов. – Наконец-то, Дженна.

Он взял ее за локоть и вытащил из дверей на солнце.

Подняв ее руки, он сжал их ладонями и остался так стоять, вглядываясь ей в лицо. Они продолжали оставаться в таком положении, не шевелясь, не разговаривая, еще какое-то время. Дженна первой сделала шаг назад.

– Сейчас не получится. Мне еще надо кое-что сделать. Выгладить вечернее платье мисс Канингхэм…

– Сколько времени займет глажка?

– Минут десять. Может быть, пятнадцать, если оно сильно помялось в коробке.

– А потом?

– Почти ничего. Разложить ее вещи. Вот и все. Я еще утром все распаковала.

– Значит, у нас есть час. Почти час.

– Нет, мы не можем… Я должна явиться к четырем. Она будет переодеваться к чаю.

– Любовь моя, иди ко мне… – Окленд, который стоял неподвижно все это время, внезапно встрепенулся. С новым приливом возбуждения он прижал руки Дженны к своим губам. Дженна чувствовала, что он возбужден и разгневан – и то и другое всегда тесно соседствовало в Окленде. Она стояла неподвижно, глядя снизу вверх ему в глаза: взгляд у нее был серьезен и неподвижен. «Как я люблю это спокойствие, исходящее от Дженны, – подумал Окленд, – дар, которым она наделена, а я нет». – Обрывки любви, – вырвалось у него наконец, хотя он понимал, что лучше об этом не упоминать, но был не в силах остановиться. – Вот все, что у нас есть. Обрывки времени. Час тут, несколько минут там. Я не хочу так. Я ненавижу это. Все или ничего! Врать и прятаться – это презренно. Я хочу…

– Говори. Говори, что ты хочешь?

– Времени. Чтобы оно все было только наше. Все время в мире. Вся его бесконечность. И все равно мне будет не хватать его. Я прямо умираю от желания обрести его…

– Все умирают от этого, – строго сказала Дженна. – Я тоже.

Она закинула руки ему на шею. Она знала, какие бури бушуют в Окленде; она также знала, как она может утихомирить их – своим телом. Сначала глянув из-за плеча, она прижалась к Окленду. Взяв его за руки, она прижала их к своей груди. Они поцеловались. Дженна предполагала, что, обменявшись поцелуем, они расстанутся, но этого не получилось. Этого никогда не получалось – стоило им прикоснуться, как их все сильнее тянуло друг к другу. Окленд оттянул ее за двери, скрыв от возможных взглядов, а потом в раздевалку за спиной. Она была забита одеждой и погружена в тень; у обоих участилось дыхание. Окленд, пинком захлопнув дверь, жадным поцелуем раскрыл ей губы.

– Быстрее. Здесь. Здесь мы можем. Никто не зайдет…

Окленд уже раздевал ее. Он должен был справиться с крючками и завязками, чтобы коснуться ее кожи.

– Эти штуки… черт бы их побрал… почему тебе приходится столько на себя нацеплять…

– Относись ко мне с уважением. – Дженна не могла удержаться от смеха. – Я скромная девушка. Не надо так воевать. Смотри, все куда проще.

Она распустила корсаж, высвободив грудь.

– С уважением? С уважением? – Окленд тоже начал смеяться. Он шептал разные слова, зарывшись ей в волосы. В ладонях у него была тяжесть ее груди, полной и чуть влажной от испарины. В ложбинку между грудью стекала струйка пота. Он лизнул ее. Чуть соленая кожа пахла мылом. – Уважение – это ужасное слово. Оскорбительное. Непристойное. Я бы возненавидел тебя, если бы ты изображала из себя скромницу…

– Это слова Джека… он так говорит…

– Черт с ним, с Джеком. Вот и все. Забудь о нем. Иди сюда.

– Возьми меня. – Дженна со смехом отпрянула, ускользнув от него.