Сэр Монтегю – единственный из всех, кто не может позволить себе смотреть на него сверху вниз. Он не имеет права презирать Шоукросса за его происхождение, его образование, его манеры и одежду. Все очень просто: сэр Монтегю – еврей. Родом он, во всяком случае, так гласят слухи, из самых низких слоев, и хотя поднялся очень высоко, происхождение его и в расовом, и в социальном смысле никогда не будет забыто. Оно сказывается в чертах его лица, его можно узнать по жилету, проскальзывает, пусть и редко, в голосе, богатство певучих интонаций которого говорит о Центральной Европе, а не о графствах Центральной Англии.
Шоукросс, конечно, презирал евреев, так же, как женщин или рабочих, и ирландцев, и всех людей с темным цветом кожи. Давая понять сэру Монтегю, что он считает его союзником в противостоянии мещанам, Шоукросс не позволял ему забывать, что он, Шоукросс, занимает несравненно более высокое положение – о, это изысканное удовольствие. Его остроумие обрело новое дыхание, он испытал острое разочарование, когда сидение за портвейном подошло к концу и над представлением, которое он давал в одиночку, опустился занавес.
– Мой дорогой друг, – сказал он, кладя руку на плечо Монтегю. – Вы еще не читали? Но вы просто обязаны. Вы сумеете по достоинству оценить мою самую лучшую работу, я не сомневаюсь. Как только я вернусь в Лондон… нет, прошу вас, я настаиваю! Я пошлю вам экземпляр – естественно, с дарственной надписью. Разрешите мне записать ваш адрес; я первым же делом…
Сэр Монтегю склонил голову, отдав легкий поклон.
– Мой дорогой друг, – сказал он, голос у него был настолько вежлив, что Шоукроссу оказалось не под силу уловить скользнувшую в нем иронию. – Мой дорогой друг. Будьте любезны.
Веселье уже было в полном разгаре, и гостиная Гвен искрилась смехом и шутками. Ближе к вечеру, когда возбуждение достигло предела и вот-вот должна была появиться комета, Мальчик увлек за собой Джейн Канингхэм в оружейную.
Визит туда для Джейн стал шагом отчаяния. За обедом Мальчик безостановочно и связно говорил только о фотографии. По мере того как одно блюдо сменялось другим, Джейн отважно пыталась перевести разговор в иное русло, но реплики Мальчика отличались рассеянностью и неопределенностью. И к тому времени, когда Джейн покончила с пудингом, их разговор окончательно сел на мель: выяснилось, что Джейн, которая обожала музеи и шагу не делала без путеводителя Бедекера, была во Флоренции, Риме, Венеции и Париже, в то время как опыт пребывания Мальчика за границей был куда более ограниченным. Летние месяцы он проводит в Винтеркомбе, осенние – в шотландском поместье Дентонов, а зиму – в Лондоне. Отвечая на вопросы Джейн, Мальчик вспомнил, что как-то у него состоялась поездка в Нормандию с тетей Мод, но тогда он был совсем маленьким и от местной пищи его тошнило.
– Папе, – сказал Мальчик, мучительно краснея, – папе, в общем-то, не нравится заграница.
После обеда Окленд куда-то утащил Мальчика, и Джейн – к ее облегчению – осталась с Фредди. Тот был куда меньше обрадован этой ситуацией: он совершенно не хотел уединяться с Джейн. Он нахмурился вслед старшим братьям, которые, казалось, были бледны и о чем-то спорили. Но он повернулся к Джейн и, собравшись с силами, отпустил комплимент ее платью. На деле же оно ему совершенно не нравилось – какого-то мрачного зеленого цвета, – но он постарался вложить в свои слова как можно больше серьезности, чтобы порадовать Джейн. Ее тонкое лицо слегка зарделось.
– Ради всего святого, Фредди, не старайся быть вежливым. – Джейн нахмурилась. – Это платье… оно ошибка.
– Прошу прощения?
– Оно покупалось с самыми лучшими намерениями, это платье… – Джейн помолчала. – Но они не претворились в жизнь.
При этих словах Джейн посмотрела в сторону Окленда. Фредди счел ее замечание непонятным, разве что шуткой, а он никогда не мог понять шутки Джейн.
Наступило неловкое молчание. Фредди обвел взглядом гостиную в надежде, что кто-то придет ему на помощь, но никого не нашел. Он постарался поймать взгляд Гектора Арлингтона, но тот, увидев Джейн, стремительно удалился. Фредди знал, в чем дело: Арлингтон как-то пытался сделать предложение Джейн, во всяком случае, к этому его побуждала семья. Арлингтон, закоренелый холостяк, по мнению Окленда, попытался как-то выпутаться из затруднительного положения, прежде чем стать жертвой слухов; Фредди сомневался, что Мальчику удастся так легко удрать. Ничего не получится, если за дело возьмется отец.
Ну и судьба – влачить жизнь в обществе синего чулка! Фредди украдкой взглянул на Джейн: по словам Окленда, Джейн была предложена возможность изучать литературу в Кембридже, но она отказалась, потому что заболел ее пожилой отец. Фредди поерзал в кресле, прикидывая, как бы ему достойно удалиться: он так и не мог сообразить, как отнестись к идее женского образования – то ли с уважением, то ли со смехом.
– Мальчику плохо? – внезапно, удивив Фредди, спросила Джейн.
– Плохо?
– Он так бледен. Мне казалось, что за обедом он был несколько рассеян…