Темный час

Чендлер поднес вилку к моему рту и с горячим взглядом наблюдал как я жую. Потом он протянул руку и отрезал уголок моего тоста, а затем отправил его в рот. Призрачная улыбка коснулась его губ, когда он жевал, первая искренняя улыбка, которую я видела с тех пор, как приехала сюда. Эта улыбка растопила каждый дюйм моей души.

Мое сердце было в беспорядке.

Билось.

Колотилось.

Грохотало.

Я была слишком уязвимой сейчас. Это было слишком свежо, слишком ошеломляюще. Казалось бессмысленным притворяться, что того, что только что произошло, не было.

Я откусила еще кусочек.

— Я знаю, ты просил не спрашивать тебя больше ни о чем, но…

Он отложил вилку: — Мы действительно собираемся сделать это снова?

— Мы будем делать это столько раз, сколько потребуется, — я тоже отложила вилку. — И я думаю, что после… всего… я заслуживаю некоторых ответов.

Его челюсть сжалась, когда он выдохнул через нос.

— Ты, должно быть, самый упрямый мазохист, которого я когда-либо встречал, — он прислонился к спинке барного стула и встретил мой взгляд. — Твой отец и человек по имени Малкольм Хантингтон принадлежат к организации. — Он сделал паузу — Они называют ее Братством. И в этом Братстве люди занимаются всякой херней. — Еще одна пауза, на этот раз более долгая. — С молодыми девушками.

Мой желудок сжался, и я проглотила позывы к рвоте. Нет. Ни за что. Только не мой отец: — Ты лжешь.

Он изогнул бровь: — Правда? — Чендлер много чего сделал со мной с тех пор, как я приехала сюда, но единственное, чего он никогда не делал — это не лгал. Это сделал Грей.

Я сидела неподвижно, уставившись на французский тост, но не видя его.

— Что за херня? — Воздух сомкнулся вокруг меня, задушив в темном, густом облаке. Я не могла дышать.

— Такая, от которой у таких, как ты, были бы кошмары, если бы ты знала, — он отодвинул стул от стойки. Металлические ножки заскрежетали по полу. — Так что оставь это, блядь, в покое.

Я спрыгнула со своего барного стула и встала лицом к нему.

— Это не объясняет, почему я здесь, — я услышала дрожь в собственном голосе. — Зачем вы меня забрали?

— Мы забрали тебя, чтобы поставить ему ультиматум. Он прекращает делать то, что он делает с девушками, и мы отправляем тебя домой.

В любой другой истории это сделало бы его героем — взять заложника, чтобы спасти невинных девушек. Но это была моя история, и я была заложником. Чендлер не был моим героем.

— Вчера… в моей комнате… это было, чтобы наказать его. Ты хотел причинить ему боль, наказав меня.

— Что-то вроде этого.

— Я не могу сейчас это переварить. — Человек, который вырастил меня, не делал того, в чем обвинял его Чендлер. Предательство взорвалось в моей груди, разбив мое сердце на тысячу осколков. — Но я знаю одно. Использование моего тела, чтобы заплатить за его грехи, не дает тебе искупления. Это делает тебя таким же, как он.

День третий:

Нет спасения.

Нет принца.

Нет героев.

Солнечный свет пробивался сквозь щели в занавесках в моей комнате. Несмотря на то, что до наступления ночи оставалось еще несколько часов, я свернулась клубочком под одеялом. Я зажмурила глаза, пытаясь прогнать мысли из головы. Грей был прав. Мне лучше было не знать.

Мое сердце отказывалось видеть правду, но мой разум не хотел этого допускать. Я вспомнила звонок, где Чендлер сказал о беспомощных молодых девушках, и мой отец не спросил, что он имел в виду. Он даже не стал спорить. Все, что он сказал, это то, что он не один, и ему нужно больше времени. Больше времени для чего? Чтобы продолжать причинять им боль? Если все это было ложью, тогда почему он сотрудничал? Почему он просил меня сотрудничать?

Если это не было ложью, тогда мой отец был чудовищем. Что бы его ни держало, оно было настолько больным и извращенным, что он был готов пожертвовать собственной дочерью, чтобы продолжать это делать. Даже если бы я смогла выбраться отсюда, я больше не хотела возвращаться домой. Они победили. Вся моя борьба ушла, и это была даже не моя война.

У таких, как ты, если бы ты знала, были бы кошмары.

Папа проводил много времени в путешествиях. Это была часть причины, по которой я вначале не задавалась вопросом о том, что он отправил меня сюда. Теперь мне было интересно, куда он всегда ездил. Почему не было ни одной рекламной фотографии? Почему нам не разрешили связаться с ним? А потом была Сэди. Она была намного моложе отца.

Боже, я чувствовала себя такой дурой.

Я была так слепа.

Всю жизнь он кормил меня ложью с ложечки, а я глотала ее целиком.

Я вскочила с кровати и побежала в ванную, успев в туалет как раз вовремя. В моем организме не было достаточно пищи, чтобы полностью выблевать ее, поэтому я осталась лежать над фарфоровой чашей, сухо дыша, пока мой желудок не свело судорогой.