Я отпрянул от него, затем открыл дверь, через которую он заставил ее войти, и обнаружил только две односпальные кровати с деревянными крестами над каждой из них и большую картину с изображением Девы Марии между ними. Блять. Как. Жутко.
Куда она, блять, делась?
Мужской голос произнес у меня за спиной.
— Если тебе нужна девушка, иди через свою дверь.
Ужас поселился в моей груди.
И как, блядь, я должен был вытащить ее из этого?
Я закрыл глаза и глубоко вдохнул. Был только один способ узнать это.
Мне пришлось пройти через свою дверь, после того, как я ударил этого ублюдка об стену, а затем сломал ему гребаный нос. А потом я взял его руку в свою и хрустнул костяшками пальцев, пока его пальцы не сломались. — Ты не должен трогать вещи, которые тебе не принадлежат, — сказал я. — Твоя мать была бы разочарована твоими манерами.
И
Как только я оказался внутри, дверь закрылась за мной, раздался тяжелый
Иронично, что именно здесь нечестивые предпочитали купаться в нем. Какую бы добродетель ни хранило это место, сейчас оно было окутано злобой. Двенадцать часов назад кто-то стоял на этом же месте, глядя на нарисованное изображение Иисуса, охваченный умиротворением. Теперь же дуновение разврата окружало меня, как живое, дышащее существо. На противоположной стороне комнаты мужчина в такой же красной мантии стоял, сцепив руки перед собой. Этот носил черно-золотую маску в венецианском стиле, чтобы скрыть свое лицо.
— Ты готов?
Я медленно повернул голову в одну сторону, глядя ему в глаза.
— А ты?
ГЛАВА 32
За любопытство всегда приходится платить, как прошлой ночью, когда я слушала дыхание Чендлера и не сомкнула глаз. Мне следовало подождать в пентхаусе, а не идти за ним в это место. Но после того, как я услышала сообщение, которое он оставил на автоответчик, я хотела,
Как только человек в капюшоне втолкнул меня в одну дверь, открылась другая, спрятанная за картиной Девы Марии в натуральную величину. Еще двое мужчин схватили меня за руки, а затем потащили вниз по лестнице, которая привела меня сюда. Я стояла в комнате с мощеными стенами и бетонным полом, гадая, какую цену мне придется заплатить на этот раз — какую цену заплатим мы оба.
Толстые белые свечи на высоких железных подставках отбрасывали мягкое янтарное сияние. Красное пламя лизало стены, придавая комнате зловещий вид. Снаружи она выглядела как собор, и, возможно, так оно и было. Но ничего библейского в ней не чувствовалось.
— Где Чендлер? — крикнула я, когда еще одна дверь захлопнулась перед моим носом. Я стукнула кулаками по тяжелому дереву, как будто это могло что-то изменить. — Открой эту чертову дверь. — Я никогда не сквернословила, особенно в подземелье святого места, но отчаянные времена и все такое.
Словно в ответ на мой крик, дверь открылась, и вошел человек в черной мантии с капюшоном. Тени скрывали его лицо, пока он не шагнул прямо ко мне, протягивая белую шелковую мантию.
Мой желудок скрутило. Если Грей был здесь, значит, я была прав. Они были здесь из-за девочек.
— Где Чендлер? — Я оглядела комнату, словно ожидая его появления. — Почему на тебе эта мантия? Мой отец здесь?
Он проигнорировал мои вопросы.
— Тебе не следовало приходить сюда, — сказал он с холодностью, от которой по моей коже побежали мурашки. Красное сияние плясало на его сильных чертах. Грей был из тех красавцев, которые граничат с ангельскими, из тех красавцев, которые лишились благодати. Он схватил меня за подбородок, заставляя смотреть ему в глаза. — Ты будешь видеть вещи, возможно, даже делать вещи, которые ты не понимаешь. Несмотря ни на что, делай все, что они скажут.
О боже. Что я наделала?
Мое тело было словно из свинца.
Мои легкие были ледяными стенами.
Мое сердце было грузовым поездом, мчащимся по рельсам.
— Представь, что ты играешь в игру, — продолжал Грей. Он обхватил мое лицо руками, заставляя перестать дрожать и сосредоточиться на нем. — Ты выполняешь свою часть игры, а мы с Чендлером выполняем свою. Понятно?