Темный демон

— Я обожаю, когда ты становишься диким и сумасшедшим и не можешь сообразить, как быстрее заполучить меня, — призналась Наталья, его ноготочки прошлись по его груди, слегка царапая, — Но это так совершенно. Лениво и медленно. Поглощать тебя. Я обожаю вот этот мускул, — ее язык дразнил и едва прикасался, пока она целовала его грудь.

— Я бы не отказался съесть тебя, — сказал он. Один ее вид, темнеющие от голода глаза, ее сексуальный вид, медленная пытка ее губ и рук убивали его. Викирнофф обладал ею буквально пару часов назад и все равно горел изнутри, настолько сильно, что стал опасаться, как бы пламя не вырвалось и не превратила его самого в пепел. Наталья была такой мягкой, такой хрупкой, но внутри притаилась сталь, и это возбуждало его так же, как ее двигающиеся в разговоре губы.

— А это интересная идея, — она выпрямилась, преднамеренно нетерпеливо двигая бедрами так, что ее естество терлось о его пах. Пальцы девушки расстегнули первую пуговицу, и его дыхание застряло в горле.

Ее блузка медленно распахнулась, как открывающийся подарок. На губах пересохло, и Викирнофф провел языком, увлажняя их. Наталья просто сводила его с ума. Его тело пульсировало, трепетало, его сердце со скоростью гоняло кровь по венам, собирая все чувства в одной точке на его теле.

Блузка упала, открывая ее грудь, поднимающуюся и опускающуюся с каждым вздохом, который она делала.

— Я хочу тебя до боли, — Наталья погрузила свои пальцы в его волосы и притянула его голову к своей груди, откидываясь назад, когда Викирнофф прильнул к ней с возгласом удовольствия, сильно посасывая, а его губы и зубы дразнили ее.

Мужчина открыл глаза, чтобы посмотреть в глаза своей Спутницы. Голод в его взгляде лишил ее дыхания и прошел огнем через все ее тело.

— Избавься от брюк по-карпатски, — приказал он.

В его голосе слышалось такое сильное желание, что все женское в Наталье воспрянуло в ответ. Девушка закрыла глаза и пожелала выбраться из узких границ своих джинсов. Она не хотела, чтобы между ними было что-то еще, кроме голого тела. Его рот был таким горячим, что Наталья подумала, что не переживет этого удовольствия.

— У меня пока получается не очень хорошо, — сказала она со вздохом, когда ничего не произошло, — Как быстро другие смогли с этим справиться?

— У тебя все отлично получается. Просто совершенно. Я тебя отвлек, — в голосе Викирноффа почему-то слышалось некое довольство.

— Наверное, это так… Обычно, я очень быстро учусь.

Карпатец закинул голову назад и засмеялся. Его любимая стала внезапно раздраженной буквально посреди их занятием любовью, и мужчина просто не мог удержаться.

— Ты так любишь соревноваться!

— Неправда. Я просто должна быть в состоянии это сделать, вот и все, — ее глаза сверкнули на него зелено-голубым светом, — Это не так уж трудно. Я должна это представить, правильно? Это все что мне нужно сделать….

— Представить что-то, не одно и то же, что и подумать об этом. Если ты думаешь, «Пусть это уйдет» — это не сработает. Ты должна представить, что они исчезли, — Викирнофф массировал мягкими движениями ее тело, — Я могу их убрать за тебя.

Ее взгляд сузился, и раздражение проскользнуло по ее лицу.

— Даже и не думай. Я сама это сделаю. Я немного набрала в весе, а эти глупые вещи слишком узкие.

Его брови подскочили.

— Так проблема в этом? Набранный вес? — его руки обхватили мягкие округлости, — Скорее всего. Может быть, несколько килограмм.

Наталья толкнула его в грудь.

— Ты сейчас нарываешься на неприятности.

Его ладонь скользнула к ее животу.

— Мне нравится это небольшое колечко, но когда ты будешь носить в себе ребенка, и ты действительно наберешь вес, ты оставишь его, чтобы я мог с ним играть?

Наталья тут же протрезвела при мысли о детях. Она тяжело сглотнула и старалась не встречаться взглядом со своим возлюбленным.

— Ты знаешь, что Ксавьер всегда будет тенью в наших жизнях. До тех пор, пока он жив, он всегда будет угрозой для нас и для детей, которые у нас будут.

— Я не сомневаюсь, что так и будет, — его рука скользнула сквозь ее волосы, больше с утешением, чем сексуально.

— Тебя это, похоже, не очень волнует.

— Ксавьер больше враг себе, чем кому бы то ни было. Он пытался стереть наш вид веками, и, тем не менее, именно он живет в изоляции и в страхе. Я не вижу смысла жить таким образом. Мы свободны, чтобы проживать жизнь как предначертано. У нас есть возможность быть счастливыми, а у него нет. Я не боюсь Ксавьера. Он боится нас.

Ее зубы прикусили нижнюю губу. Викирнофф нахмурился.

— Что такое, ainaak sívamet jutta? Скажи мне. Я не буду читать это в твоих мыслях, если ты не хочешь со мной делиться.

Нежность в его голосе практически стала ее концом. Она проглотила ком, сдавливающий ей горло, и протерла горевшие глаза.