Темный долг

Произнося эти слова, он был больше похож на того Моргана, которого я знала, прежде чем он надел мантию власти. Даже тогда он был опрометчив. Ревнив и немного колок, особенно по отношению ко мне и Этану. Но он также был счастлив. И я не видела его счастливым довольно давно.

— Если события примут нежелательный оборот, — сказал он, — я пойду своим путем. Стану Бродягой, может, снова присоединись к твоему дедушке.

Я моргнула.

— К моему дедушке? Что ты имеешь в виду?

Он ухмыльнулся мне.

— Ты не знала? Когда он только начинал, я был тем вампиром, который предоставлял ему информацию о Домах.

Мои глаза расширились от шока… и понимания.

— Это был ты? Ты докладывал офису Омбудсмена, будучи Вторым Селины? Ты хотел смерти?

Морган от души рассмеялся, так что даже клерк, который в данный момент протирал прилавок, вероятно, липкий от сахарной пудры и заляпанный кофе, слегка улыбнулся.

— Может, я был обречен с самого начала, — сказал он. — Может, не было способа, которым я мог удержать Дом.

— Ты удерживаешь его, — напомнила я ему. — И ты удерживал его с тех пор, как она умерла. Кадоган и Наварра, может, никогда не будут лучшими друзьями. Но должна быть золотая середина между друзьями и врагами, или для вампиров Наварры, между нарциссизмом и самоотречением.

В конце концов, разве это не именно то, что сделал Этан? Он избежал худшего из эгоизма Бальтазара, но был достаточно уверен в себе, чтобы проложить себе дорогу в мир. Выстроить путь и пройти его, и к черту тех, кто не согласен. Они могут командовать своими собственными кораблями.

— Уверен, что так и есть, — сказал Морган. — Вопрос в том, пойдут ли они на это? — Он сделал глоток кофе и поглядел на меня поверх ободка с весельем в глазах. — Ты бы хотела стать Второй нового Дома Наварры?

У того, что я покину Дом Кадогана был буквально нулевой шанс, и уж подавно не ради Наварры. Это было невозможно.

Но все же… в его вопросе было что-то, что меня заинтриговало.

Я, хмуря лоб, посмотрела на стол, пытаясь разобраться, почему это меня так заинтересовало. Почему мысль о том, чтобы стать Второй, была чем-то таким, от чего я не могла просто отмахнуться.

Я позволила себе представить, что могло произойти, если бы Морган задал тот же вопрос, когда он только получил Дом, до того, как я посвятила себя Этану.

Если бы он попросил, я бы ответила «да», я бы стала второй по положению в самом старом Доме страны, Доме, основанном в том же году, когда была подписана Конституция США. (Джошуа Мерит может этим подавиться.) Признаю — возможность помогать управлять Домом была привлекательной.

И если бы мы доиграли до конца эту альтернативную историю, я бы стала в некотором роде врагом Этана, так как он добивался меня с соблазнительными обещаниями (и, надо признать, возникающим время от времени отступлением от надменного высокомерия.) Я представила себе скрытые взгляды на встречах между сотрудниками Кадогана и Наварры, украденный поцелуй в саду Наварры, переплетение пальцев под столом для совещаний, украденную ночь в книгохранилище библиотеки Кадогана.

— Ты что-то ужасно притихла.

Я посмотрела на него и ухмыльнулась.

— Просто думаю об истории. Морган, тебе нужен вампир Наварры. Тебе нужен кто-то из твоих, кто-то, кого ты уважаешь, кто-то той же крови. Кто-то, кто будет бросать тебе вызов в случае необходимости, но выступать единым фронтом, когда вы столкнетесь с врагом.

— Если бы это было так просто, я бы уже это сделал.

— Ты кого-нибудь найдешь, — заверила я его. — Ты кого-нибудь найдешь, и они помогут тебе укрепить Дом.

Морган кивнул, сделал последний глоток своего кофе и закинул пустой стакан в ближайшее мусорное ведро.

— Пойдем, — сказал он, вставая. — Я куплю тебе пончик.

А вот теперь это было предложение, которое я могла принять.

***

Я вернулась в Дом, лишь слегка смущенная тем, что запила два пончика бутылкой крови и серьезно подумывала заглянуть в «Портиллос» ради молочного коктейля. Мне удалось преодолеть искушение, частично из-за воспоминаний о нашей Мэллокейкской Расправе. Я все еще носила душевные шрамы.

Я вошла в Дом и встретила Элен, приводящую в порядок стол в фойе для просителей, которые придут завтра ночью.

Она подняла голову и поднялась.

— О, это убедительно.

Я закрыла дверь, находясь под воздействием слишком большого количества сахара, чтобы быть обеспокоенной тем, что, как я предположила, было оскорблением.

— Разве?

Она кивнула, взяла коричневый бумажный пакет и протянула его мне.

— Офицер ЧДП оставил это для тебя.

Я взяла пакет и не почувствовала ничего тикающего, никакого ощущения металла или оружия.

— Кто?

— Это не мое дело, — надменно ответила она, как будто распоряжение моей входящей почтой — несмотря на то, что она была скромной — было слишком тяжким бременем. — Это оставили у охранников. Они вряд ли намерены допрашивать офицера.