Темный дождь

В этот момент сердце Кости упало, ком подступил к горлу, а тело отказывалось двигаться, ведь на экране показали Евгения Михайловича, и он был точно таким же, каким видел его Костя. Ни моложе и не старше. Точно такой же. Будто мэр снялся в этом фильме буквально вчера.

— Вам нравится здесь работать? — спросил корреспондент в фильме.

— Да, конечно, — ответил Анатолий Рыбников со своей лукавой улыбкой. Точно такой же, как у мэра. У Кости не было никаких сомнений в том, что это Евгений Михайлович.

— Как долго вы здесь работаете? — продолжал спрашивать корреспондент.

— Уже лет двадцать, а может тридцать, я не считал, — с улыбкой ответил «Анатолий Рыбников»

«Двадцать лет!? Как это вообще возможно. У него еще имя другое, словно это другой человек! Мне точно это сниться. Я должен проснутся. У меня нет времени на этот бред!» — проносилось в голове Кости в этот момент.

Костя повернулся, желая выйти из зала, лишь бы не смотреть в лицо этого кошмара. Но взглянув на дверь, та оказалась закрытой.

Это сбило Костю с толку. Попробовав ее открыть, дверь не хотела поддаваться.

— Хорошо, если вы хотите, чтобы я смотрел, тогда я посмотрю! — истерически прокричал Костя, пытаясь выплеснуть нараставший ужас.

Тогда он вернулся в зал и сел на одно из кресел в середине, пытаясь не подавать виду, словно это обычный сеанс в кино. Страх продолжал прогрессировать, словно болезнь. Фильм тем временем продолжался. Только интервью вдруг оборвалось. На экране появилось изображение той самой шахты. Рассказчик перестал проговаривать текст, а на фоте начала проигрываться очень плохая запись классической музыки. Картинка стала размазанной и черно-белой. Далее показывали фотографии, видимо шахтеров, поскольку их лица были измазаны в сажи, пока их усталый взгляд стремился в пустоту. Далее следовали изображения снаряжения: кирок, динамита, всяких ящиков с нечитаемыми названиями и прочими инструментами. От такого странного повествования, единственный зритель в зале все больше настораживался. Ведь эти фотографии возвращали в прошлое, когда все было совсем по-другому. Подобная мистика любого поставит в тупик. Причем некоторые фотографии Костя уже мог видеть в библиотеке, другие же оставались для него загадкой. В очередной раз изображение резко сменилось на вид какого-то туннеля. В кадре находился шахтер, который разбирал большие коробки. На другой картине было изображено разветвление, все ходы которых шли в непроглядную тьму. На третьей, был просто туннель. Один. Темный. Холодный. Картинка не менялась. Фильм буквально остановился на этом туннеле, не прокручиваясь дальше. В этот момент страх Кости достиг своего апогея. Его пробрала неконтролируемая дрожь. При очередном тяжелом вздохе, он заметил пар, шедший изо рта. В зале стало прохладно, будто бы теперь журналист находился в подвале, а не в зале кинотеатра. Оцепенев от страха, Костя мог продолжать смотреть на изображение туннеля. В какой-то момент ему показалось, что из темноты на него кто-то смотрит. Два маленьких, еле заметных глаза, взирали на него из темноты. Музыка прекратилась. На фоне играла зацикленная мелодия, словно пластинку на проигрывателе заело.

Костя зажмурил свои глаза и начал считать вслух. Но когда счет достиг пяти, то его вдруг перебил шёпот. Голоса шли из головы. Словно мозг нашептывал ему непонятные слова. Сбившись со счета, он начинал сначала, но каждый раз голоса заглушали цифры. Костя был в ужасе, которым невозможно описать человеку. Неожиданно, пересилив себя, журналист быстро встал со своего места, резко переборов внутренний страх. От подобного движения у него закружилась голова, а в странный шёпот в ушах только усилился. Одновременно пугающий и такой манящий, заставляющий расслабится, успокоиться. Ноги подкосились, и он упал на сиденье, глаза невыносимо болели, отчего пришлось их закрыть, пока голоса приказывали уснуть. Костя пытался сопротивлялся, пытался шевелиться, но все без толку. Снова распахнув глаза, фильм теперь являл собой череду бессмысленных картинок лесов, гор и рек, которые внушали ужас, а не умиротворение. Этот ужас порождал в голове очертания, такие же далекие, как шёпот в голове. Костя точно знал, что скоро они станут громче. Очень скоро.