Тёмный Эдем. Начало

Был ли виной тому поздний час, или обстановка в бомбоубежище наводила на грустные мысли, но я ощутил себя пойманным в ловушку, как главный герой книги. Или это из-за того, что миссис Горинг контролировала меня, хотя и не знала, что я нахожусь в её подвале? Так или иначе, но книга меня раздражала, и я отложил её в сторону. Вместо этого включил диктофон и стал слушать старые записи сеансов из кабинета доктора Стивенс.

Всё это время я поглядывал на экран и примерно в 23:30 увидел, что Эйвери уходит одна в кабинку девочек. Нажав на другую кнопку, я увидел, что она сидит перед стеной, на которой до сих пор чётко были выведены цифры 5 и 7. Девушка заговорила с доктором Стивенс.

Мне уже на всё наплевать.

Почему ты так говоришь? Что-нибудь случилось?

Нет, ничего не случилось. Просто мне всё равно.

Понятно.

А вы знаете…

Эйвери замялась.

Что, Эйвери? В чём дело?

Вы знаете, как связаться с Дэвисом?

Несколько лет назад он был моим пациентом, но я не…

Я просто хочу с ним поговорить.

Вообще-то я не должна разглашать информацию о своих пациентах…

Я понимаю, просто… просто Рейнсфорд выставил его отсюда. Мне кажется, он не хочет, чтобы мы общались.

Ты что, неравнодушна к нему?

К кому? К Рейнсфорду? О Боже, нет, конечно!

Да нет, к Дэвису. Он тебе нравится?

Он понимает, почему меня нельзя вылечить.

То есть ты ему рассказала?

Эйвери пожала плечами, не желая говорить.

Поговори с Рейнсфордом. Он знает, что делать.

Он не станет слушать.

Поговори, пока не поздно.

Поздно для чего?

Эйвери, программа скоро закончится. Ты можешь упустить свой шанс.

Меня нельзя излечить.

Можно.

Вы не понимаете.

Эйвери встала и вышла из комнаты, но перед этим вызывающе окунула кисть в ведёрко с краской, которого я не видел, и ожесточённо закрасила обе цифры, 5 и 7.

Вот так, довольны теперь? Оставьте меня в покое!

А потом она вышла, и комната опустела. Похоже на дурное предзнаменование — обе цифры закрашены, и, что самое странное, белым цветом. Пятёрке досталось сильнее — на её месте теперь красовалось жирное пятно, но на семёрку краски не хватило, и чёрная цифра просвечивала, как будто не желала так легко сдаваться и боролась за своё существование.

Нажав кнопку, я переключился на главный зал. Ничего интересного там не происходило. Рейнсфорд с парнями за столом играли в бессмысленную игру, девочки перешёптывались на диване. Рейнсфорд или выполнял роль сиделки, или ожидал чего-то важного, и игра для него была лишь предлогом оставаться в комнате.

«Что же Дэвис сказал Рейнсфорду? — спрашивал я себя. — И что там произошло между Дэвисом и Эйвери?» Даже я понимал, что они нравились друг другу, достаточно было посмотреть, как они ведут себя рядом друг с другом. Может, Дэвис выяснил что-то ужасное по поводу процедуры, и его попросили уйти?

Я вскочил и стал расхаживать по бомбоубежищу; сорвав наушники, швырнул их на кровать. Я думал о Марисе.

Нет, я не дам ей пройти через это. Не дам.

Я бы с радостью согласился болеть всю жизнь, лишь бы Мариса выздоровела. Но правильно ли это? Таинственные комнаты в глубоком подвале, странный метод лечения, жутковатые тайны и загадки… Нет, нужно вытащить Марису отсюда как можно быстрее. Нужно убедить её не соглашаться на процедуру. И убежать вместе с ней.

Не знаю, сколько времени я так расхаживал, погрузившись в беспокойные мысли, — три, пять, десять минут? В тишине бомбоубежища время теряло привычный ход; иногда казалось, что оно вовсе остановилось. Интересно, как время течёт в тюрьме, где оно лишается всякого значения? Мне стало страшно. Что, если я никогда не выберусь из форта Эдема? Что, если нас с самого начала обрекли на роль пленников, как того исследователя из книги о яме в песке?

Я надел наушники и посмотрел на главный зал, который за несколько минут удивительным образом опустел. Парни ушли в свою комнату, Рейнсфорд тоже пропал. Только Мариса сидела в тёмном углу дивана, свернувшись калачиком, и, как я догадался, плакала.

«Дай им минимум пятнадцать минут, Уилл. Пусть лягут и заснут», — говорил я себе.

Часы показывали почти полночь — рановато, чтобы все заснули; но, с другой стороны, самыми шумными всегда были Коннор и Алекс, а они сегодня немало пережили и устали. Эйвери расстроилась, Кейт наверняка хотелось с ней пошептаться, и они, скорее всего, лежали сейчас в кроватях и разговаривали о Дэвисе, о лечении и о головной боли. Оставалась Мариса, одинокая, как и я.

Через семь минут я уже больше не мог терпеть. На этот раз я даже не потрудился собрать вещи. Мне было уже всё равно.

Я надел рюкзак — остатки еды и воды мне пригодятся — и направился к туннелю.