Тёмный Эдем. Начало

Я стоял в бомбоубежище, и по щекам у меня лились слёзы. От её смелости и беззащитности раскалывалось сердце.

Когда монитор погас и девушка пропала, я почувствовал себя ещё более одиноким и поклялся, что немедленно уйду из подвала миссис Горинг. Отправлюсь к лифту, спущусь к комнате номер 5 и заберу Марису из этого ужасного места. Пусть меня останавливают — я как-нибудь прорвусь.

Повернувшись к двери, я понял, что что-то пошло не так, совсем не так, как я предполагал. Дверь в бомбоубежище странно дрогнула, словно под порывом сильного ветра. Большие неуклюжие наушники неожиданно сжали голову почти до боли. Из-за двери вышла миссис Горинг; лицо у неё было чрезвычайно озабоченным, как будто сейчас должно произойти нечто очень важное.

В следующую секунду она заговорила; резкий голос без труда проник через наушники:

— Пора и тебе вылечиться, Уилл Бестинг!

Повариха со всей силы захлопнула дверь, и я свалился на кровать. Воздух в бомбоубежище стал гораздо теплее, свет погас. Я отчаянно зашарил рукой по стене, отыскивая выключатель.

Но тут освещение включилось снова — кроваво-фиолетового оттенка, — и я наконец понял, что попался. До меня вдруг дошло.

Эти наушники подключены к стене тремя шнурами.

Это помещение — моя комната, только она расположена в подвале Бункера.

Меня сейчас будут лечить, хочу я того или нет.

6 Уилл

Позже я не переставал ругать себя за глупость. Каким же я оказался дураком и не замечал очевидного! Я видел только то, что хотел видеть, и потерял связь с реальностью.

Каждому подростку соответствовала своя комната, и моей комнатой было бомбоубежище. Каждый надевал на голову нечто, связанное с проводами и трубками. Мне подсунули наушники, большие и тяжёлые, и я надел их по собственной воле. Провода от шлемов шли к стене или к потолку комнаты; провода от наушников шли к стене с мониторами. Всех нас лечили под землёй, где никто не услышит криков, и я тоже оказался под землёй.

Труднее всего было признать тот факт, что миссис Горинг и Рейнсфорд знали обо всём с самого начала.

Они знали, где я прятался, и следили за каждым моим шагом. Это стало ясно с самого начала моей процедуры — она отображалась не на одном, а сразу на семи мониторах. У каждого из нас в шлеме был экран, на который выводились изображения и звуки; перед моими глазами было семь экранов, а на голове — наушники.

Сначала на центральном экране появилось устрашающее лицо Рейнсфорда, показанное с близкого ракурса. Раньше я видел его только издалека, на экранах, а теперь оно было близко и смотрело прямо на меня. Я не ожидал, что испугаюсь его настолько сильно.

— Извини, Уилл Бестинг, — сказал он. — Мне в самом деле очень жаль. Но всякий раз при лечении приходится учитывать некоторые особенности. Твой случай потребовал беспрецедентных расчётов. Можно даже сказать, что это один из моих многочисленных шедевров.

Я ещё не полностью попал под гипноз этого человека, и меня коробили его самоуверенность и нахальство. Я не был подростком — я был жуком, наколотым на булавку, объектом эксперимента, чем-то, чем можно гордиться.

— Не волнуйся, — произнёс он медленно и протяжно. (Или это начинались галлюцинации?) — Тебе не нужно продавать душу. Я уже внутри тебя.

Я протянул было руки, чтобы сорвать с головы наушники, но почувствовал, что загипнотизирован, как будто нахожусь на сцене, на глазах у тысяч зрителей. По крайней мере, так рассказывала мне мама, которая однажды в молодости выходила на арену, где выступал гипнотизёр.

— Было очень странно. Я осознавала всё, что делаю, но не могла остановиться.

Она изображала из себя курицу, размахивала руками и кудахтала вместе с другими идиотами.

— Самое странное заключалось в том, что я понимала, что это неправильно, но ощущала, что всё в порядке.

И я тоже понимал, что это неправильно.

Я знал, что нужно сорвать наушники и выбежать из комнаты. Но, прислушиваясь к голосу Рейнсфорда и вглядываясь в его морщинистое лицо, я думал, что так и должно быть.

Не снимай наушники. Оставайся здесь. Смотри. Исцеляйся.

Уилл Бестинг

15 лет

Острый страх: сверстники, чужаки, большое скопление народа

Остальные забудут об этом, но не ты. Ты будешь помнить. Я прослежу. Наслаждайся пока своими ощущениями, Уилл Бестинг. Потом и они пропадут, сотрутся, как будто их и не было. И с ними исчезнет твой страх.

Он сидел в том же кресле, в котором сидел Бен Дуган, и смотрел на меня из кабинки, на стене которой раньше были цифры: 1, 3 и 4. Все они исчезли. Оставалась только одна — 6.

— Пора, Уилл, — сказал Рейнсфорд, поднимая перед камерой кисть. Он окунул её в фиолетовую краску, встал, подошёл к стене и замазал мой номер.