На сцену выбежал мальчишка в костюме пастуха и прокричал что-то несвязное, но очень громкое. К этому времени к нам подошёл и Фил, он сел рядом с Кевином. С его появлением я почувствовала запах сигарет и какого-то ароматизатора для машин.
– Я помню этот костюм ещё с тех пор, когда мне было одиннадцать, – указал он на мальчишку.
– А я помню костюм коровы, – добавил Кевин. – И козы.
– Да тут нет ни одного нового костюма, – сказала я. – Со времён восьмидесятых.
Одно из наших любимых занятий на подобных мероприятиях – сидеть на последних рядах, иногда выпивая что-то спиртное, принесённое в банке из-под сока, и критиковать всё, что только не появится на сцене, при этом обвиняя всегда мэра нашего города. Мы любили говорить, что именно из-за него у нас в школе так плохо обстоят дела с подготовкой представлений, да и вообще во всём городе плохо обстоят дела с освещением, дорогами, запахами и даже погодой.
– Если бы мэр не тратил деньги на свою дачу, то у зайца бы костюм был получше, – вновь начал старую тему Фил.
– Или гусь бы не вонял так сильно, – засмеялся Кевин.
Мы усмехнулись, и на сцену вышел Калеб в образе второго пастуха. Несколько недель назад я вместе с ним разучивала его реплики. Калеб уже второй раз выступает на сцене, его берут, потому что у него отлично получается вживаться в свои роли и у него достаточно громкий голос.
– Если бы не я, – сказала я Кеву и Филу, – он бы так и не выучил свои слова.
– Отличная работа, – улыбнулся Фил.
– Да-да, – слегка откинула я волосы назад.
– Но с работой няни ты справляешься не так хорошо, – выпалил Кевин.
– Почему? – не поняла я.
– Ты водишь детей на вечеринки, где одни старшеклассники и алкоголь.
Это была ещё одна причина, по которой я ненавижу Тенебрис: о каждом твоём шаге знают абсолютно все. Кевина и Фила не было на вечеринке, но они в тот же день узнали о том, что я приходила туда, да к тому же и с Калебом. И я не сомневаюсь, что об этом знает вся наша школа, и может даже и учителя.
– Зачем ты вообще пошла? – спросил Фил. – Ты же не собиралась.
– А почему не пришёл ты? – спросила я слегка растерянно. – Ты же собирался.
– Потому что отец вернулся домой весь пьяный. Я не мог уйти, пока он был дома. Он бы привёл своих друзей или унёс что-то из моих вещей.
– А мне нужно было сходить, – замялась я, выдумывая, чтобы ответить им, чтобы они отстали от меня. – Потому что так хотел Калеб.
– Калеб даже не знал Самитьера.
– Он хотел поймать его призрак, ясно? Я просто хотела помочь ему.
– Помочь с чем? – засмеялись ребята.
– С тем, чтобы он убедился, что призраков не существует.
– Это не похоже на тебя, – сказал Кевин.
– Не похоже что? Помогать детям?
– В любом случае, – перебил Кевина Фил. – Кого-то пометили. Ты уверена, что это не ты?
– Я не знаю, – честно призналась я. – Вряд ли.
– Можешь быть осторожней?
– Это не так просто, когда меня пытаются напугать мои друзья, – улыбнулась я.
Они слегка усмехнулись. Им, как и мне, не было никакого дела, что кого-то пометили. Это была не я, это были не они, на вечеринке было много людей, и большинство из них не были нашими друзьями, оттого нам было проще жить пока что в неизвестности о том, что будет потом. Но, признаться честно, я боялась до безумия, что этим знаком отметили меня, или Калеба, или Грейс. Пока что никто не был убит, но мысль о том, что мой отец может не успеть пугала до мурашек.
Мы посидели ещё минут двадцать, после чего вышли из актового зала. Я, Эрика и Рэй направились в другой конец коридора, чтобы попить воды у кулера. Фил и Кевин ушли покурить.
– Кошмар какой-то, – сказала Эрика. – Учителя не испытывают чувство стыда, когда составляют такой сценарий?
– Они берут его в интернете, – ответил Рэй.
– Им должно быть вдвойне стыдно за то, что они воруют такой бред.
Вдруг в другом конце коридора показались два полицейский. Отец и Усач-Бородач стремительным шагом шли по школе. Они нервно озирались по сторонам, держа в руках на всякий случай пистолеты. Мы с ребятами переглянулись, понимая, что полиция не спроста явилась в школу.
– Что случилось, пап? – спросила я.
– Мы только в качестве охраны, проследить за тем, чтобы всё шло хорошо, и не было жертв.
– То есть ничего серьёзного нет?
– Нет, – наигранно улыбнулся он.
Я знаю эту улыбку. Он делает так, когда пытается что-то скрыть от меня. Один раз, когда мне было лет девять, играя с Бредли возле дома, я видела эту улыбку. Отец пытался увести нас в дом, продолжая говорить, что всё хорошо, но позже мы узнали, что по рации ему сообщили о сбежавшем из приезжего зоопарка тигре. Он же знал, что мне будет страшно и я буду плакать, а Бредли будет с любопытством весь день сидеть возле окна и ждать дикое животное. Вообще, Бредли в детстве не знал о чувстве самосохранения, он бы выбежал на улицу, пока никто не видит, и стал бы отличным обедом для тигра. Он так и сказал, когда узнал об этом. Он закатил истерику, что никто не дал ему права выйти на улицу со своим игрушечным луком и поймать несчастное животное.
– Точно всё хорошо? – недоверчиво спросила я, видя взгляд папы, который выдавал его на протяжении долгих лет.