– Нетти, Нетти! – возопил он. – Что ты сделала с моими деньгами?! А потом пришла жуткая мысль. Потом ужас и одиночество поглотили его. Потом – боль и разочарование. Ибо, сам того не желая, он нагибался все ниже и ниже, пока его горячее ухо не прижалось крепко и плотно к ее округлой розовой груди.
– Нетти! Тик-тик-тик-тик-тик-тик-тик-тик-тик-тик .
Пока Смит уходил по ночной улице, Брэйлинг и Брэйлинг-два закрыли за собой входную дверь.
– Я рад, что он тоже будет счастлив, – заметил Брэйлинг.
– Да, – рассеянно отозвался Брэйлинг-два.
– Тебя ящик дожидается, Б-два. – Брэйлинг вел второго за локоть вниз по лестнице в погреб.
– Как раз об этом я и хотел с тобой поговорить, – сказал Брэйлинг-два, когда они ступили на цементный пол. – Этот погреб. Он мне не нравится. Мне не нравится в ящике.
– Я постараюсь придумать что-нибудь поудобнее.
– Марионетки должны двигаться, а не лежать. Как бы тебе понравилось почти все время проводить в ящике?
– Ну…
– Никак бы не понравилось. Я функционирую. Меня невозможно отключить. Я тоже живой, и у меня есть чувства.
– Осталось всего несколько дней. Я уеду в Рио, и тебе не придется жить в ящике. Ты сможешь жить наверху. Брэйлинг-два раздраженно махнул рукой.
– А когда ты хорошенько отдохнешь и вернешься, я снова отправлюсь в ящик.
– Продавцы марионеток не предупредили меня, что мне попался образец с норовом, – заметил Брэйлинг.
– Они о нас многого не знают, – сообщил Брэйлинг-два. – Ведь мы – новинка. И мы чувствительны. Мне даже думать противно, что ты уедешь, и будешь смеяться, и полеживать на солнышке в Рио, а мы тут торчи в этой холодине.
– Но я мечтал об этой поездке всю жизнь, – тихо вымолвил Брэйлинг. Он прикрыл глаза и увидел море, и горы, и желтый песок. Воображаемый шум волн отлично успокаивал его. Солнце замечательно грело его обнаженные плечи. Вино было восхитительным.
– Я никогда не попаду в Рио, – возразил второй. – Об этом ты подумал?
– Нет, я…
– И вот еще что. Твоя жена…
– А что – моя жена? – переспросил Брэйлинг, начиная бочком пробираться к двери.
– Я к ней весьма привязался.
– Я рад, что тебе нравится твоя работа, – Брэйлинг нервно облизнул губы.
– Боюсь, ты все же не понимаешь. Я… я полагаю, что я люблю ее. Брэйлинг сделал еще шаг и замер.
– Ты – что ?!
– Я все думал и думал, – продолжал Брэйлинг-два, – как хорошо в Рио, а мне туда ни за что не попасть. И еще я подумал, что мы с твоей женой… мы могли бы быть вполне счастливы.
– К-как м-мило… – Самой небрежной походкой, на какую он только был способен, Брэйлинг направился к двери погреба. – Ты не подождешь меня минуточку? Мне нужно позвонить.
– Куда? – нахмурился Брэйлинг-два.
– Неважно.
– В корпорацию «Марионетки»? Чтобы они приехали и забрали меня?
– Нет, нет – у меня такого и в мыслях не было! – Брэйлинг попытался рвануться к двери. Железные пальцы сомкнулись на его запястьях.
– Руки прочь!
– Нет.
– Это тебя моя жена подучила?
– Нет.
– Она догадалась? Она говорила с тобой? Она знает? Это ее рук дело? – Он пронзительно закричал. Чужая ладонь зажала его рот.
– Ты так и не узнаешь, верно? – вежливо улыбнулся Брэйлинг-два. – Так и не узнаешь.
– Она наверняка догадалась, она наверняка тебя подучила! – брыкался Брэйлинг.
– Я собираюсь поместить тебя в ящик, – сообщил Брэйлинг-два, – закрыть его и ключ потерять. А потом я куплю еще один билет до Рио, для твоей жены.
– Нет, нет, погоди. Постой же. Не сходи с ума. Давай все обсудим!
– Прощай, Брэйлинг. Брэйлинг окаменел.
– Что значит – прощай?
Десять минут спустя миссис Брэйлинг проснулась. Она приложила руку к щеке – только что кто-то ее поцеловал. Она вздрогнула и подняла глаза.
– Но… но ты никогда этого не делал, – пробормотала она.
– А мы посмотрим, как это можно исправить, – пообещал некто.
Брэдбери Рэй
Подмена
Рэй БРЭДБЕРИ
ПОДМЕНА
К восьми часам она уже разложила длинные тонкие сигареты, расставила хрустальные бокалы для вина и изящное серебряное ведерко с кубиками колотого льда, среди которых, покрываясь бисеринками изморози, медленно охлаждалась зеленая бутылка. Она встала, окидывая взглядом комнату, в которой все было олицетворением опрятности и аккуратности, с удобно расставленными чистыми пепельницами. Она взбила подушку на тахте и отступила назад, еще раз окидывая все оценивающим взглядом. Потом заторопилась в ванную комнату и вернулась оттуда с бутылочкой стрихнина, которую положила под журнал на краю стола. Молоток и ледоруб были припрятаны еще раньше.
Она была готова.
Будто ожидая этого, зазвонил телефон. Когда она ответила, с другого конца провода донесся голос:
Я Иду.
Он стоял сейчас на безучастно проплывающем по железной глотке здания эскалаторе, теребя пальцами аккуратно подстриженные усы, в хорошо подогнанном белом летнем костюме с черным галстуком. Его можно было бы назвать приятным блондином с немного поседевшими волосами. Этакий привлекательный мужчина пятидесяти лет, делающий визит даме тридцати лет, еще не потерявший свежесть, компанейский, не прочь пригубить вина и не чуждый всего остального.
– Лгунишка, – прошептала она почти одновременно с его стуком в дверь.