Темный карнавал

– Вы – милый мальчик, – сказала она. – Раньше это не имело значения. Но вы и представить себе не можете, как это становится важно, пока сами не испытаете. Боже мой, Уильямс, вы же молоды; знаете, как вы молоды?!

– Да, пожалуй, молод, – ответил он, разглядывая свои руки.

– Вы – чудесное дитя, – сказала Элен. – Надо будет рассказать это Полу. Тридцать шесть, боже, милостивый, вот это да! Но ведь я не выгляжу на сорок шесть, а?

«Раньше она не задавалась такими вопросами, – подумал он. – Не задавалась бы и теперь, если бы оставалась вечно юной».

– Завтра у Пола день рождения, он разменяет пятый десяток.

– Я знаю.

– Забудьте об этом, он ненавидит юбилеи и никому не говорит о своем дне рождения. Если вы поднесете ему подарок, его удар хватит. С прошлого года мы не отмечаем его день рождения. Тогда он, помнится, схватил торт и вместе с горящими свечами швырнул в мусоропровод.

Вдруг она замолчала, словно поняла, что сболтнула лишнее. С минуту они глядели в потолок, чувствуя какую-то неловкость.

– Пол сейчас придет, – сказала она наконец. – Хотите еще выпить? Расскажите же, наконец, каково быть знаменитыми Вы всегда были такой добросовестный, Уильямс. «Качество, – говорили мы с Полом, – высокое качество». Вы ведь не сможете писать плохо, даже если захотите. Мы оба очень вами гордимся и всем хвастаемся, что вы – наш друг.

– Забавно, – сказал Уильямс. – Странное дело. Десять лет назад я всем хвастался, что знаю вас с Полом. И я в самом деле был очень горд, когда он принял мою первую вещь…

Зажужжал звонок, и Элен бросилась открывать, оставив Уильямса наедине со стаканом. Он испугался, что его последние слова прозвучали так, будто сейчас он вовсе не горд знакомством с Полом. Он отбросил эту мысль. Вот придет Пол, и все будет хорошо. С Полом всегда было хорошо.

Из прихожей донеслись голоса, и вскоре Элен вернулась с женщиной лет пятидесяти с небольшим. Казалось, морщины и проседь появились у нее разом, внезапно.

– Надеюсь, вы не станете возражать, Уильямс; я совсем забыла вас предупредить, но, надеюсь, вы не будете возражать; это миссис Мирс, она живет напротив. Я сказала ей, что вы будете у нас к обеду, что вы приехали в Нью-Йорк поговорить с издателями о вашей новой книге, а она очень хотела с вами встретиться; она читала все ваши книги, Уильямс, она их очень любит и давно мечтала встретиться с вами. Миссис Мирс, это мистер Уильямс.

Женщина кивнула.

– Я сама хочу стать писательницей, – сказала она, – сейчас я работаю над книгой.

Женщины сели. Уильямс почувствовал, что его улыбка живет сама по себе, как зубы из белого воска, которые мальчишки вставляют себе в рот на место выпавших молочных. Потом он перестал об этом думать.

– Вы уже пристроили что-нибудь? – спросил он у миссис Мирс.

– Еще нет, но надеюсь, – мягко ответила она. – В последнее время у меня все так перепуталось.

– Видите ли, – сказала Элен, наклонившись к нему, – две недели назад у миссис Мирс умер сын.

– Какая жалость, – смутившись, сказал Уильямс.

– Нет, ничего, все в порядке, там ему хорошо. Он был примерно ваших лет, бедный мальчик, ему было всего тридцать.

– А что с ним случилось? – спросил Уильямс машинально.

– Он страдал от полноты, бедный мальчик; в нем было двести восемьдесят фунтов, и друзья вечно подшучивали над ним. Он хотел стать художником. Однажды у него даже купили несколько картин. Но все вокруг потешались над ним, и вот полгода назад он сел на диету. Перед смертью он весил всего лишь девяносто три фунта.

– Боже мой! – вырвалось у Уильямса. – Это ужасно.

– Он передержал себя на диете и не слушал, что я ему говорю. Сидел у себя в комнате, голодал и так похудел, что на похоронах его никто не узнал. Я думаю, последние дни он был очень счастлив, счастливее, чем когда-либо. Можно сказать, это был его триумф. Бедный мальчик.

Уильямс допил свой мартини. Он физически почувствовал, как накатывает уныние. Словно погружаешься в черную воду, в самую глубину. За последнюю неделю он переделал слишком много дел, слишком много увидел, слишком много говорил и встречался со слишком многими людьми. Нынче вечером он надеялся развеяться, но теперь…

– Вы молоды и красивы, – сказала миссис Мирс. Она с упреком обратилась к Элен. – Почему вы мне не сказали, что он такой красивый!

– Я думала, это все знают, – ответила Элен.

– Он гораздо интереснее, чем на фотографиях, гораздо приятнее. Представьте себе, когда Ричард сидел на диете, он выглядел совсем как вы. Да-да, совсем как вы.

Вчера, спасаясь от репортеров, Уильямс зашел в кино и попал на хронику. На экране он увидел мужчину: тот собирался прыгнуть с моста Джорджа Вашингтона. Полисмены уговаривали его сойти вниз. Потом – другой город, другой человек, уже в окне отеля, а внизу кричит толпа, торопит прыгать. Уильямс, не досмотрев, ушел из зала. Когда он вышел в жаркий солнечный день, все показалось слишком вещным и грубым; так бывает, когда быстро переходишь из сна в явь.

– Да, вы молоды и очень красивы, – повторила миссис Мирс.

– Я совсем позабыла, – вскинулась Элен. – Здесь же Том, наш сын.