– Сейчас же, сейчас же, вон, вон, вон отсюда!
– Но мэм!..
– Убирайся, или я тебя прикончу на месте! – в бешенстве орала Нева. – У меня в багажнике целая стопка Библий, а под рулем – пистолет с серебряными пулями. А под сиденьем – ящик с распятиями. А к колесной оси примотан осиновый кол и молоток. У меня святая вода в карбюраторе, освященная сегодня рано утром еще до того, как она закипела, в трех церквях по дороге: в католической церкви Святого Матфея, баптистской церкви Гринтауна и в епископальной церкви города Сиона. Тебе хватит одного пшика. Вслед за нами едет преподобный епископ Келли из Чикаго, он уже в миле отсюда и с минуты на минуту будет здесь. А там, у озера, находится отец Руни из Милуоки, а у Дуга, у Дуга в заднем кармане как раз сейчас лежит ветка волчьего корня и два куска мандрагоры. Убирайся, вон, вон отсюда!
– Ладно, мэм, – закричал мужчина. – Уже убрался!
– Ты просто чокнутая. Дура. Чокнутая. Дура.
– Я чокнутая? Я дура? – переспросила Нева и рассмеялась. – Дурачок!
– …чокнутая… дура… – Голос затих вдали.
Дуглас посмотрел назад и увидел, как мужчина потряс кулаком, потом сорвал с себя рубашку, швырнул ее наземь и, подпрыгнув, стал топтать ее босыми ногами, поднимая огромные тучи раскаленной до бела пыли.
Машина взревела, рванула с места, стремительно набирая обороты, и, громыхая, не разбирая дороги помчалась вперед, унося прочь тетушку, разъяренно вцепившуюся в горячее рулевое колесо, пока маленькая фигурка потного болтуна не испарилась в знойном воздухе высохших болот. Наконец Дуг смог перевести дух:
– Нева, я никогда не слышал, чтобы ты так разговаривала.
– И никогда не услышишь, Дуг.
– То, что ты сказала, это правда?
– Ни единого слова.
– То есть ты наврала? Наврала?
– Я наврала. – Нева подмигнула. – А он, как ты думаешь, он тоже врал?
– Не знаю.
– Дуг, а вот я знаю, что иногда нужна ложь, чтобы уничтожить другую ложь. По крайней мере, в данном случае. Но это не должно войти в привычку.
– Нет, мэм, – Мальчик рассмеялся. – Скажи еще про мандрагору. И про волчий корень у меня в кармане. И еще про пистолет с серебряными пулями, ну скажи.
Она повторила. И они оба дружно рассмеялись.
С гиканьем и криками они ехали вдаль на своей громыхающей развалюхе, переваливаясь через ухабы и ямы, она говорила, он слушал, и их смеющиеся глаза превращались в крохотные щелочки, они хохотали, ржали до упаду, покатывались со смеху.
Они смеялись и смеялись, пока не добрались наконец до воды, натянули купальники и, широко улыбаясь, вошли в озеро.
Солнце было по-прежнему в зените и палило вовсю, поэтому они еще минут пять счастливо плескались по-собачьи, прежде чем по-настоящему окунуться в мятно-прохладные волны.
Лишь в сумерки, когда солнце внезапно скрылось и от деревьев залегли огромные тени, они вспомнили, что пора возвращаться в город, причем той самой пустынной дорогой, через все эти темные места и мимо того самого высохшего болота.
Они стояли у машины и смотрели на уходящую вдаль дорогу. Дуг напряженно сглотнул:
– С нами ведь ничего не случится по дороге домой?
– Ничего.
– Залезай!
Они забрались на свои сиденья, Нева пнула стартер, словно дохлого пса, и они поехали.
Они ехали вдоль сливово-лиловых деревьев, среди бархатисто-багровых холмов.
И ничего не происходило.
Они ехали по грубому щебню безлюдной дороги, наливавшейся спело-фиолетовым цветом, вдыхали тепловато-прохладный воздух, словно запах сирени, и выжидающе переглядывались.
– Вы едете в город? – весело спросил мальчуган. – Я потерялся. Мы с ребятами были на пикнике, все уехали, а меня забыли. Я так рад, что вы мне подвернулись. Тут страшно, просто жуть.
– Залезай!
Мальчуган запрыгнул в машину, и они отправились: мальчик на заднем сиденье, а впереди Дуг и Нева, которые с усмешкой посматривали на него и наконец совсем успокоились.