Темный Клубок (ЛП)

Потеряв интерес к их разговору, Жук обратил внимание на странную группу людей, появившихся из железной крепости корабля. Трое из них носили характерные кожаные плащи комиссаров, а двое других — красные одеяния техножрецов. По бокам от пятерки шагал отряд солдат в полированных доспехах багряного цвета и высоких конических шлемах. Разведчик не опознал увесистые пушки в руках солдат, но каждая из них была соединена с заплечной батареей питания, и Клэйборн предположил, что шарахнуть они могут посильнее обычной лазвинтовки. Дальше тащилась целая процессия типчиков из Экклезиархии — конфедерат насчитал шестерых фанатиков с растрепанными волосами и торчащими бородами. На каждом были грязные лохмотья и кольчужные рубашки, которые наверняка невыносимо терзали тело в жару. Позади ковыляли несколько десятков бичующихся, покрытые шрамами, в островерхих клобуках и с почти обнаженными телами. Вся толпа распевала и стонала нечто высокопарное из Имперского Евангелия.

Жуку они показались даже шизанутее пуритан у него на родине.

«Вот так встречу нам устроили», — беспокойно подумал разведчик.

Тут же он заметил отблеск, мелькнувший в одной из командных башен. Там явно кто-то был, но располагался он напротив солнца, и Клэйборн не мог разглядеть деталей. Впрочем, конфедерат не сомневался, что незнакомец наблюдает за ними — любой приличный разведчик мгновенно распознавал блик магнокуляров. Он потянулся было за охотничьим прицелом, но тут ротный горнист протрубил сбор, и Калхун рявкнул Жуку встать в строй. Побежав выполнять приказ, Клэйборн понял, что именно так обеспокоило его в наблюдателе. Очертания незнакомца были какими-то неправильными…

— Молился ли ты обо мне, Гурджиеф? — раздался судорожный, шепчущий голос, почти неслышный хрип. Говоривший опустил магнокуляры, увидев, что остроглазый гвардеец спешит к своему отделению. В этот раз их оказалось так много… Столько новой крови — наверняка среди них найдутся такие, что смогут послужить.

— Я всегда молюсь о вас, мой господин.

Густой баритон исповедника ярко контрастировал с резким, скрипучим тоном наблюдателя. Впрочем, Йосив Гурджиеф абсолютно во всем отличался от болезненного создания, к которому относился с глубоким почтением. Несмотря на ветхие одеяния, священник казался ожившей статуей героя, кованой сталью, превращенной в мышцы алхимией веры. Грива черных волос спадала ниже пояса исповедника и скрывала лицо сальной завесой, но при всей дикости облика Гурджиеф обладал высокомерными чертами аристократа. Он был выше большинства людей и казался великаном рядом со своим чахлым повелителем.

— Тогда почему моей боли нет конца? — спросил изуродованный человек.

— Страдание суть благословение. Через муки мы разделяем Его вечную жертву и приближаемся к свету Его гнева.

Высохшая клешня быстрым движением обхватила запястье Йосива.

— А что же ты не разделяешь это благословение, пастырь? — злобно произнес страдалец.

Шипастые выросты на его ладони вонзились в кожу Гурджиефа, но великан не шелохнулся. Этот разговор повторялся много раз и уже превратился в ритуал, но оба знали, что священник не подвержен грибковой проказе — как и большинство людей. Федра была миром тысячи хворей, но худшие из Её болезней тщательно выбирали своих жертв и поражали менее чем одного из тысячи. В глазах Йосива адмирал Вёдор Карьялан выглядел избранным.

— Я недостоин, Вёдор, — выдохнул Гурджиеф, выворачивая запястье, чтобы уцепиться за уродливую клешню. Точно так же он изворачивался в словах, чтобы уцепиться за имя адмирала и скрепить их дружбу. — Но ты служил Ему почти два столетия на бессчетных планетах. Ты по праву награжден мучениями.

— А что же Бихари, и Яворкай, и все остальные невежды, благословленные той же заразой? — адмирал презрительно усмехнулся, вспоминая дюжину моряков, которые разделили с ним проклятие. — А Наталья? Она была совсем юной девушкой. Как она смогла заслужить твой драгоценный дар, пастырь?

— Не сомневайся в Нем, Вёдор! — печальные глаза Гурджиефа неожиданно вспыхнули гневом, смешанным с жалостью. — Мы не знаем, какие героические поступки наши братья и сестры втайне совершали во имя Его. Их слава потеряна…