Темный Клубок (ЛП)

— В любом случае, весьма благодарен за вашу снисходительность, комиссар, — Вёдор хмыкнул, и силуэт за портьерой судорожно вздрогнул. — Порой я задумываюсь о том, чтобы покончить со всем этим, но долг перед Императором запрещает мне. Да и возлюбленные мои летийцы без меня пропадут. Представьте, они состязаются друг с другом за право отдать свою кровь и продлить мне жизнь.

— Адмирал, я надеюсь отплыть с рассветом, — произнес Хольт, пытаясь собраться с мыслями. — Мне понадобится канонерка и…

— Наш разговор кажется тебе слишком утомительным, комиссар? — вдруг прошипел Карьялан. — Что, я уже надоел тебе, арканец?

Рив искоса, предостерегающе посмотрела на Айверсона, но тот не отступал.

— Послушайте, адмирал, я здесь по делам Императора…

— Как и я! Ты не слышал об Откровении Летийском^[12], комиссар?

— Не уделял ему особого внимания.

— А стоило бы! Видишь ли, Император обвиняет! — гнило засмеялся Карьялан. — И я свят! Чертовски болезненно свят!

Внезапно веселость адмирала потухла.

— Твои сородичи нанесли мне тяжкое оскорбление и ещё более тяжкую рану, Хольт Айверсон. Скажи, все ли арканцы такие дикари?

Ветеран-комиссар молчал, захваченный врасплох выпадом Карьялана. К его удивлению, заговорила Изабель:

— Мой господин адмирал, комиссар Айверсон часто говорил, какой стыд испытывает при мыслях о поведении 19-го Арканского. Кровные узы делают этот вопрос личным для него.

— Это и для меня личный вопрос, — ответил Вёдор. — Арканские мерзавцы хладнокровно вырезали пятьдесят моих летийцев, вместе с человеком, который был мне как брат!

— Исповедник Йосив Гурджиеф, — кивнула Рив. — Его убийство — гнусное преступление против Экклезиархии…

— Преступление против меня! — завизжал Карьялан, брызгая ихором на занавес.

— Сэр, уверяю вас, комиссар Айверсон относится к этому делу…

— Молчи, ты, бездушная сучка! Или твой драгоценный хозяин не может говорить за себя? Что, прикусил язык, Айверсон? Ничего не скажешь в защиту братцев из глухомани? Или смелости не хватает…

Прозвучал влажный хлопок, и адмирал зашелся хриплым кашлем. Нечеткий силуэт приподнялся, и что-то судорожно зацарапало портьеру; туда поспешил один из священников-санитаров.

— Мой Благословенный Владыка, не нужно волноваться так…

Нечто рванулось вперед и схватило его за горло, прервав увещевания. Айверсон и Рив в ужасе смотрели, как тень священника, лихорадочно содрогаясь, рухнула на колени. Двое летийцев наблюдали за удушением с чем-то вроде мистического экстаза на лицах.

— Это чудовищно, — прошептала Изабель, вставая.

Хольт поймал её запястье, а затем взгляд, и уже не отпускал ни того, ни другого.

— Это Федра, — сказал арканец.

Что-то с жутким треском разорвалось за портьерой, и на ткань вновь полетели капли. В этот раз — темные и вязкие.

День 9-й — Саргаасово море: «Покаяние и боль»

Мы покинули «Могущество» на заре, но облегчение от бегства с порченого корабля смешивается во мне со стыдом. В реальности Морской Паук оказался намного хуже, чем самые мрачные слухи о нем: Вёдор Карьялан мерзостен душой и телом. Долг требует, чтобы я лишил адмирала жизни, но долг также требует пока что сохранить свою. Долг просто обожает заставлять людей плясать на раскаленных угольях! Но я отвлекся…

Как только «литургия» Карьялана закончилась, к нему вернулся рассудок, и летиец вспомнил, что я — его последняя надежда выследить отступников. Со смесью враждебности и любезности адмирал удовлетворил мой запрос на судно типа «Тритон», канонерку-амфибию, способную вести боевые действия в обоих стихиях. Отличная вещь и большая редкость на Федре; будь у нас больше таких кораблей, мы могли бы уже давно выиграть эту войну. Мне уже думается, что именно поэтому «Тритонов» здесь так мало…

В привычной летийской манере, наша канонерка названа «Покаяние и боль». Не стану отрицать, имя подходящее.

— из дневника Айверсона

— Я им не доверяю, — прорычала Рив, указывая на солдат в алой броне, которые рыскали по палубе внизу. — Ставленники порченого еретика!

— Еретика, что считает себя мучеником во имя Императора, — заметил Хольт. — Слушай, кадет, это не вопрос доверия. Корабль принадлежит летийцам, мне пришлось взять их экипаж. Кроме того, мы не смогли бы управлять канонеркой вдвоем.

Они стояли на верхней палубе и наблюдали за тем, как корсары-покаянники тяжелыми шагами перемещаются по кораблю, с жестокой целеустремленностью выполняя те или иные задачи. На борту было восемь здоровяков-фанатиков, бритоголовых, покрытых татуировками головорезов, увешанных благочестивыми оберегами и тотемами. Айверсону эти парни больше напоминали ульевых бандитов на стероидах, чем профессиональных солдат, но их снаряжение утверждало обратное. Каждый корсар носил нательную броню с зубчатыми наплечниками и конический шлем с боковыми «плавниками», указывавшими на принадлежность владельца к морскому флоту. Вместо лазганов стандартного образца летийцы были вооружены мощными хеллганами, которые подсоединялись к гофрированным наспинным ранцам, похожим на раковины.