Темный Клубок (ЛП)

Мерцающие факелы на пути Монтэйга лишь поддразнивали тени, пока он спускался к Залам Презрения, шагая через мульчу гниющих гобеленов и превратившихся в пыль скульптур. Неумирающий Мученик объявил эти миазмы оскверненной славы неприкосновенными — насмешка предательской гордости. Великая Чистка начисто вымела из Канволиса красоту. Она оставила крепость загрязненной, словно слова Мученика, совратившие сам Орден.

"Он отравил нас своей испорченной верой",— подумал Монтэйг, — "но мы предпочли глубоко испить его ложь. Так что, возможно, яд всегда был в наших сердцах".

Неумирающий Мученик появился среди нас десятилетие назад. Он выполз из бурлящих вод реки Печали, которая служила Канволису рвом. Брат-сержант Монтэйг возглавлял отряд, которому было поручено проверить нарушителя. Болтеры готовы были открыть огонь по его приказу.

Он мог почувствовать ярость своих братьев, вызванную таким богохульством, в свершение которого невозможно было поверить. Всего нескольким космическим десантникам удавалось обуздать эту реку, так как же простой смертный выжил после такого подвига?

Но был ли он простым смертным? Монтэйг был поражен присутствием человека, который стоял покачиваясь на берегу реки, склонив голову. Лицо его скрывал каскад черных волос. Он был гигантом по сравнению с обычным человеком. Его мускулатура была мощно развита, а ростом он был всего на несколько голов ниже боевого брата. Его кожа являлась мозаикой из порезов, фурункулов и волдырей, а его кровоточащие раны на животе выглядели смертельными. Тем не менее, он пылал жизнью. Только примитивный кулон, свисавший с его шеи, остался в руке Монтэйга. Он безошибочно узнал аквилу. В этот неловкий момент незнакомец поднял глаза и пронзил Монтэйга диким, полным сострадания взглядом.

— Я все еще сплю? — спросил он.

"Я должен был прикончить его тогда",— мрачно подумал Монтэйг.

Вместо этого он отвел нарушителя к капеллану Мальвуазену для допроса, тем самым положив начало падению его ордена.

Покаяние и боль есть молот и гвозди преданности

— псалом 27

— Время настало, — позвал Монтэйг через дверь камеры.

От Фелиона воняло смесью застоявшегося пота и свежего стыда. Как и все неофиты он отрекся от ухаживания за своим телом до того, как в него вживят черный панцирь. Как и многие из тех, кто воспротивился указу Неумирающего Мученика, он был найден очень легко. В то время как большинство шло наперекор некоторым мелким ритуалам, грех Фелиона был катастрофичен. Нелепо, но всех грешников, независимо был ли их грех серьезным или нет, вызывали к Терновому Венцу — конклаву капелланов, которые временно возглавляли орден.

— Прими Путь Цепей, — настоял Монтэйг.

— И обречь себя на путь отшельника до тех пор, пока я не паду?

— Ты все еще сможешь служить своему ордену.

— Тогда скажите мне, сержант, какой путь избрали бы вы? — бросил Фелион.

На это у Монтэйга не было ответа.

"Я должен был стоять с Афанасием", — подумал он мрачно, — "было бы лучше умереть вместе с моим орденом, чем жить и видеть как он иссыхает и пожирает себя сам".

Но он не видел этого, потому что был ослеплен рвением Мальвуазена, также как Мальвуазен был ослеплен Мучеником. Капеллан беседовал с ним на протяжении девятнадцати дней, прежде чем объявить его пророком Бога-Императора, который привнес страшные нововведения в Имперское Кредо. Эти истины были действительно темными. Он доказал, что человечество неисправимо испорчено и его величайшие стражи, Адептус Астартес, являются основой всех грехов. Ибо, что если бы они не дрогнули и не раздробились в войне против архипредателя Гора?

— Те, кто стоял незапятнанным сегодня, могут пасть завтра или в другой день, — провозгласил Мальвуазен, — ибо предательство скрыто в нашей крови, овеянное гордостью.

Не может быть никакой надежды на вознесение к свету Императора. Только покаяние и боль за грехи прошлого и будущего. Война уже проиграна и единственная победа заключалась в борьбе за познание определенных поражений.

"Было ли это притаившимся позором «черной ярости», что обратил нас к столь бесплодным убеждениям", — удивлялся Монтэйг, — "всегда ли мы были настолько сломленными?"

— Поднимайся! — скомандовал он неофиту, — твой путь ждет.

Лучше служить в позоре, чем править в пороке

— псалом 19

"Все было бы по другому, будь Сияющий Рыцарь среди нас", — размышлял Монтэйг пока вел своего заключенного сквозь темноту. — "Он бы изгнал змея".

Но магистр ордена Варзивал отсутствовал уже много лет. Он участвовал в походе вместе с первой ротой. От них не было вестей со времен Чистки и Мальвуазен объявил магистра потерянным, но Монтэйг не верил в это. Сияющий Рыцарь вернется однажды, чтобы возродить и искупить его орден.

"Но я недостоин буду увидеть это…."

В отсутствие Сияющего Рыцаря только верховный библиарий Афанасий и его братство отвергали заветы Мученика. Их неизбежно объявили еретиками и Монтэйг бок о бок со своими братьями взяли штурмом либрариум, движимые такой ненавистью, какую они не испытывали прежде даже в битвах с ксеносами.

Было ли это первым проявлением «черной ярости»?