Осторожно прикрыв дверцу, я приступил к осмотру верхней части бюро. Профессор, видимо, предполагал, что я его навещу, так что даже не потрудился опустить верхнюю крышку. Спустя пять минут, после тщательного обследования, я понял, почему он это сделал. В верхних ящичках и ячейках бюро не было ничего достойного внимания.
На нем были отпечатаны шесть строчек — двойное, через дефис, название, за ним цифры. Восемь цифр в каждом случае. В первой строке значилось: «Пеликан-Такишмару 20007815», во второй: «Линкьянг-Гаветта 10346925» и так далее, в оставшихся четырех строках такие же бессмысленные названия и комбинации цифр. Потом следовал пропуск шириной в дюйм, и еще одна строка: «Каждый час 46 Томбола».
Мне это ни о чем не говорило. Если это информация, то самая бесполезная из всех возможных. Или у меня перед глазами такой важный шифр, которого я в жизни не видел. Так или иначе, толку мне пока от этого никакого, но в дальнейшем может пригодиться. Полковник Рэйн отметил, что у меня фотографическая память, но только не на такую абракадабру. Я взял карандаш и бумагу со стола профессора, скопировал запись, вернул листок на прежнее место, снял ботинок, сложил бумажку и сунул ее, обернув в кусок полиэтилена, под пятку в носок. Мне не хотелось повторять проход по коридору в кухню, поэтому я вылез из окна, расположенного со стороны, противоположной дому Хьюелла и рабочему бараку.
Через двадцать минут я был достаточно далеко от дома и не без труда поднялся на ноги. Я не ползал на такую дистанцию с младенческих дней и потерял сноровку. Более того, отсутствие тренировки на протяжении многих лет привело суставы в абсолютную непригодность к подобного вида передвижению, и они дико болели, однако, состояние локтей и коленок было ничуть не хуже того, в котором оказалась прикрывавшая их одежда.
Небо было почти полностью затянуто облаками, но не совсем. Время от времени внезапное появление полной луны заставляло меня судорожно бросаться за ближайший куст и ждать, пока небо снова не потемнеет.
Через несколько секунд я сам склонился к тому же мнению. Не успел перешагнуть через небольшую канаву, где маленький ручеек, почти полностью скрытый кустами и зарослями, стремился по склону горы в сторону моря, и пройти каких-нибудь десять, шагов, как сзади послышался приглушенный топот и звук ломающихся веток, что-то тяжелое толкнуло меня в спину, повиснув на плече, и прежде чем я успел отреагировать, как будто медвежий канкан со страшной силой защелкнулся на моей левой руке, чуть выше локтя. Дикая боль пронзила меня насквозь.
Хьюелл. Первое, что инстинктивно пришло мне в голову в тот момент, когда я шатаясь попятился, стремясь сохранить равновесие. Хьюелл, это должен быть он. Такой силы захват может быть только у него. Как будто руку разорвало на две части. Я резко развернулся, вложив всю силу в хук правой туда, где по расчетам должен был быть его живот, но удар пришелся в пустоту. Остается только удивляться, как у меня не вылетел плечевой сустав, но мне было не до удивления. Я снова зашатался, силясь сохранить равновесие. Сохранить равновесие и сохранить жизнь. На меня напал не Хьюелл, а пес, размером с волка.
Я попытался отодрать его правой рукой, но громадные клыки только глубже вонзились в левую руку. Я пробовал снова и снова достать его кулаком, но он был слишком далеко, за моим левым плечом, и удары не достигали цели. Лягаться ногами было тоже бесполезно. Я не доставал до него и не мог сбросить. Рядом не было ничего большого и твердого, обо что можно было бы его придавить, и я прекрасно понимал, что стоит мне попробовать упасть на него, как он отпустит захват и клыки сомкнутся на моем горле, прежде чем я успею это понять.