— Как вы знаете, — начал я, — все твари очага изменяются по определённым схемам. Вот взять, к примеру, прыгунов. Все они изначально — обычные мелкие животные нашего мира. Зайцы, ежи, белки, барсуки и так далее. Толстяки получаются из животных покрупнее. Кабаны, волки, олени. С летягами тоже всё понятно, они мутируют из птиц. В общем-то, даже боссы — это сильно изменённый обычный зверь, напитавшийся энергией скверны.
Все собравшиеся кивают, а в их глазах зреет вопрос. С какой радости я повторяю прописные истины? Ничего, сейчас поймут.
— Вернёмся к прыгунам, — продолжил я, — самое интересное как раз то, что к какому бы виду ни принадлежал зверь изначально, мутация ведёт его к определённому шаблону. Все зайцы и белки, которые становятся прыгунами, в то же время становятся похожи друг на друга, чуть ли не как две капли воды.
— Летяги тоже, — задумчиво прокомментировала Алина, — а вот толстяки нет…
— Правильно, — подтвердил я, — но там тоже есть определённые шаблоны. К примеру, существа одного вида, чаще всего изменяются лишь в нескольких вариантах. По большому счёту, толстяки — это всегда просто до предела усиленная обычная особь. Даже если в толстяка слепляется несколько животных, они создают существо фиксированного размера.
— Да и поведение у всех примерно одинаковое, — добавила Ольга. — Навалиться массой, удержать и подставить под атаку мелких тварей.
— Именно, — подтвердил я, — мутанты сохраняют в себе черты прародителей, но при этом меняют и облик, и поведение. Все вы знаете, что главной своей целью, каждая тварь очага считает защиту главного самоцвета. А вы когда-нибудь задумывались, зачем?
— В каком смысле «зачем»? — не понял Луи. — такова их природа.
Он то как раз испытал действие защитников очага на собственной шкуре.
— А в чём заключается их природа? — ухватился я за ответ. — Другими словами, зачем нужно защищать очаги? Кто даёт монстрам такое указание? Какая у этого цель?
Морис хмыкнул.
— Не уверен, правильно ли я понял… мы собрались здесь, чтобы на полном серьёзе обсуждать разумность очагов?
— А что тебе не нравится, Вийон? — наехала на него Ольга, — ты вообще бывал хоть в одном очаге до этого момента? Думаешь, ты мог делать правильные выводы, отсиживая свою драгоценную задницу в тепле городских квартир?
Морис сразу же стушевался.
— Нет! Вы не так меня поняли. Я и сам считаю, что с этими мутациями не всё гладко, но что касается самого очага… это же просто самоцвет благодати. Сгусток энергии скверны, только и всего. Как он может что-то приказывать? Для этого надо быть разумным.
— Хороший вопрос, — вмешался я, пока Ольга не разорвала Мориса на куски, она всегда крайне негативно реагировала, когда кто-то начинал со мной спорить, кто-то, кроме неё самой, конечно, — Мы все привыкли считать очаги чем-то вроде стихийного бедствия. Они появляются и оттесняют человечество, создавая непригодную для жизни территорию. Но сама жизнь внутри не исчезает, она становится другой. Что, если во всём этом безумии есть некая система?
— Я, как и Морис, до этого никогда не бывал в очагах, — задумался Луи, — но, судя по тому, что видел в «Каппе»… мне тоже показалось, что у всего этого есть какая-то цель. Чем выше уровень и больше возраст очага, тем сильнее изменяются его обитатели. В том же «Эпсилоне» они уже не похожи на толстяков и летяг.
Я кивнул:
— И это тоже наталкивает на определённые выводы.
— Например? — уточнил Морис, только уже гораздо скромнее, чем в прошлый раз.
Но Ольга всё равно успела зло на него зыркнуть.
— Например, что очаг не просто стремится захватить как можно больше территории нашего мира, но и подгоняет их под какой-то свой идеал.
Ян, услышав это, нахмурился и впервые решил высказаться:
— Но какой во всём этом смысл? Кому и для чего нужно это делать? Как лекарь, я всегда относился к этому как к своего рода болезни, которую просто нужно вылечить…
Парень довольно верно обозначил суть очагов. Для современного мира это было даже непривычно. Обычно об этом вообще мало кто задумывается. А если и задумывается, то считает очаги чем-то вроде шахт с ресурсами, а не проблемой.
— Ты правильно заметил, — отозвался я, — вот только эта болезнь является таковой лишь для нас. Для кого-то, это может быть естественной средой обитания. Для тех, к чьему подобию стремятся трансформироваться монстры. Для кого скверна, это родной дом.
— Макс, ты сейчас просто размышляешь? — изумлённо распахнула глаза Ольга.
— Я никогда не исключал такую возможность, — кивнул я, — но теперь получил доказательства. В этих тканях нет ничего с нашей родной планеты. Либо это финальный уровень трансформации, либо эти существа пришли откуда-то ещё. Пришли, потому что получили готовый плацдарм для вторжения.
Естественно, после этого меня завалили вопросами. Ответа на большинство из которых у меня не было. Откуда Катарина взяла образцы? Что это за существа? Разумны ли они и откуда они, чёрт возьми, взялись?