Резкое, гортанное дыхание ранило горло, но он пытался держаться. В какой-то момент он наконец отключился, но лишь затем, чтобы очнуться для новой муки. Столь любимый им солнечный свет тусклыми лучами золота струился через щели между сарайными досками. Одна из полосочек упала ему на руку, и запах горящей плоти оказался просто ужасен. Роф отдернул руку, в панике оглядываясь по сторонам, но не смог увидеть ничего, кроме неясных очертаний. Ослепленный светом, вампир попытался встать на ноги, но лишь понял, что падает лицом в сено. Его тело вело себя совершенно непривычным образом, и ему потребовались две попытки только на то, чтобы встать, пошатываясь при этом, как жеребенок.
Роф знал, что должен найти убежище от дневного света, поэтому потащил себя туда, где должна была располагаться чердачная лестница. Однако ошибся в расчетах и нырнул в стог сена. Оцепенело лежа там, он предположил, что сможет добраться до подвала, в котором хранилось зерно и найти нам темное пристанище.
Еле шевеля своими непослушными руками и ногами, Роф бродил по сараю, наталкиваясь на стойла и спотыкаясь о гвозди, одновременно стараясь не попасть под солнечные лучи. Когда он направился в заднюю часть сарая, то стукнулся головой о балку, под которой раньше всегда легко проходил. Кровь начала застилать глаза.
И тут в сарай вошел один из конюхов, желая знать, кто Роф такой. Вампир обернулся на знакомый голос, подумав, что, может, ему помогут. Но когда он, протянув руку, заговорил, его голос прозвучал совершенно непривычно.
Не узнанный, он услышал свист рассекающих воздух вил, летящих в его направлении. Он хотел лишь отклонить удар, но когда схватился за древко и оттолкнул его, то мощно впечатал конюха в дверцу стойла. Взвизгнув от страха, мужчина убежал прочь, несомненно за подкреплением.
Наконец отыскав подвал, Роф вынул два огромных мешка овса, и уложил их рядом с дверью, так, чтобы днем его никто не смог побеспокоить. Истощенный, измученный болью, с кровью, капающей с подбородка, он заполз внутрь и прижался голой спиной к земляной стене. Вампир притянул колени к груди, осознав, что его бедра стали в четыре раза больше, чем были днем ранее. Закрыв глаза, он положил щеку на предплечье и задрожал, изо всех сил стараясь не опозорить себя плачем. Роф просидел без сна весь день, слушая над собой шаги, цокот копыт лошадей и шум разговоров. Он боялся, что кто-нибудь откроет двустворчатые двери, и его заметят. И радовался, что Марисса ушла, и люди не представляют для нее опасности.