Дверь широко распахнулась, и три стражника из отряда хитаера ворвались в комнату. Они даже не стали ничего говорить: один сразу подошел к Беатрис и схватил ее за волосы, второй уже задирал юбку своего мундира. Третий надвинулся на Аземара, вскинув меч, чтобы убить монаха.
Беатрис попыталась ткнуть обидчика ножом, но он перехватил ее руку и сильно ударил по лицу, опрокинув на пол и вырвав нож из руки. Чужие руки шарили по ней, разрывая платье, добираясь до тела. Она думала только о ребенке — защитить его, уберечь.
Аземар не раздумывал ни секунды, он ответил на угрозу, как отвечает дикий зверь. Он видел как будто со стороны, как его рука выбила меч из руки грека и оружие загромыхало по полу. Зуд в пальцах, который не давал ему покоя, наконец затих, когда он вцепился ногтями в глаза и щеки противника. Он был удивлен, даже заинтригован той легкостью, с какой сорвал кожу с лица нападавшего.
Он рвал и кусал, удовлетворяя свое любопытство. Что будет, если укусить за шею? А что он почувствует, если запустить пальцы в живот и вырвать кишки? Когда солдаты перестанут шевелиться, трудно ли будет вырвать изо рта язык, чтобы впиться в него зубами, словно в окровавленную миногу?
Он видел, как Беатрис одергивает на себе залитое кровью платье. В угаре битвы он перестал ясно мыслить. Госпожа с ним. Может быть, угостить ее чем-нибудь из добычи? Может, глаз? Или кусочек сладкой печени?
Госпожа взяла меч, и он сначала подумал, что она хочет убить его. Однако она вышла из комнаты широким решительным шагом, придерживая тяжелый живот. Аземар вдохнул воздух, и от запаха крови закружилась голова. Он должен следовать за ней. Он пойдет за ней позже, след никуда не денется. Но сначала он должен поесть.
Глава сороковая
Слава
Змееглаз брел по Средней улице. Вокруг него кипела ожесточенная битва, но ему было на это наплевать. Он был весь в испарине от страха после того, как повстречал в своих грезах волка.
Он был у серебристой реки, залитой светом огромной луны, прогуливался у стены с горящими свечками, которые были жизнями людей. Руны показали ему, как пройти через лабиринт собственного сознания. У реки он встретил кого-то, хотя не мог вспомнить, кого именно, зато помнил, что очень хотел убить этого человека. Однако на него вышел волк, который до того рычал и сопел где-то в темноте. У волка не горело огонька на стене, он не был порождением света. Наоборот, он был враг света, разрушитель и пожиратель. Голод его был настолько велик, что ощущался так же явственно, как запах, который источал зверь, мощный запах мускуса. Змееглазу вовсе не понравилось ощущение, какое вызвал в нем волк. Он съежился от страха вместо того, чтобы ринуться в бой, и ему уже не хотелось снова заглядывать внутрь себя, чтобы оказаться у стены на речном берегу, где он был богом, способным задуть огонек человеческой жизни.
От созерцания побоища кружилась голова. Он понял, что ему трудно сознавать происходящее вокруг него. Мельчайшие детали казались до ужаса важными. Пятно крови алело на голове упавшего викинга, словно роза в волосах у девушки. Он замечал, как похожи на танец движения воинов, которые сходились, громыхая щитами, и расходились, чтобы снова сойтись, замечал, как раздуваются синие одежды и багровые плащи греков. Что же тут происходит? Самое лучшее, что может быть на свете, то, о чем он мечтал всю свою жизнь. Битва! Как прекрасен сверкающий серебром металл, как восхитительны алые и белые краски, яркие даже под блеклым солнцем. Солнце? Он поднял голову к небесам. Бледный диск, подобный щиту бога. Должно быть, это луна — солнца до сих пор не было на небе.
Змееглаз обнажил меч и подобрал брошенный кем-то щит. Он заставил себя ринуться в битву, заставил отыскать в себе тот гнев, который был в нем всю его жизнь, и он явился, жарко дыша, страшный зверь.
Перед Бычьим рынком три варяга кружили в смертельном танце с четырьмя греками. Из-за тонкой завесы тумана казалось, будто это происходит на морском дне. Змееглаз слышал предания об Атлантиде и сейчас представил себя там: светлые здания поднимаются в соленой воде, оружие сверкает во мгле, словно спины быстрых рыб.
К нему бежал какой-то грек. Змееглаз закрылся щитом от вражеского копья, сделал выпад и рубанул мечом. По бедру он не попал, зато полоснул противника по лодыжке. Грек покачнулся, и Змееглаз ударил его по здоровой ноге. Тот откатился в сторону, но Змееглаз камнем упал на него, отбил щитом копье врага и вонзил ему в грудь острие меча. Вот так-то лучше.