Темный лорд. Заклятье волка

Подразделение хитаера двинулось к городским воротам, и человек-волк оказался почти во главе армии, сразу за знаменосцами, один из которых нес изображение Святой Елены, а другой – знамя Константинополя с полумесяцем и звездой.

Мимо него проехали два всадника, один в синих одеждах, другой – в зеленых. Они приблизились к городским воротам и постучали посохами с золотыми набалдашниками.

– Именем императора, откройте!

– Есть только один император, василевс порфирородный, повелитель всего мира! Ворота откроются только ему! – Произносил эти слова всего один человек, но волкодлаку показалось, будто говорит сразу сотня.

– Повелитель мира пришел! – прокричали оба всадника хором. – Василий порфирородный, самодержец Божией милостью! Склонитесь перед ним!

– Мы склоняемся перед ним!

Ворота отворились, и человеку-волку показалось, будто на него обрушился океан. Он видел яростно бурлящие пороги на Днепре под Киевом, и его тогда поразила мощь воды. И сейчас случилось примерно то же самое: рев водного потока прокатился над городом и захлестнул его. Страх он подавил, сказав себе, что его собственная участь не имеет значения – куда бы ни привела его нить судьбы, волноваться не о чем, – однако он не смог подавить изумление. Этот город был ни на что не похож, и, хотя он сидел связанный на телеге, он тут же позабыл о своем плачевном положении, об угрозе, нависшей над ним, и только смотрел, разинув рот.

Кони вестников рванулись вперед, и греки вступили в город. Колонна вливалась в ворота, толпа вопила и аплодировала, люди вы´сыпали за городскую стену, приветствуя диковинных северян, трогая их волосы и бороды, ощупывая мышцы, даже целуя, правда, на это решались лишь самые восторженные женщины. Викинги не теряли времени даром: они обнимали женщин и звали к себе все новых. Колонна воинов остановилась, вытесняемая из города толпой, – торговцы тащили шелка, еду и палатки, доктора размахивали бинтами, призывая раненых, мужчины выносили большие сосуды с чем-то, по мнению человека-волка, похожим на пиво.

Его повозка дернулась, двигаясь дальше, и он по-настоящему испугался. Его ослепила белизна улиц, а шум, который производила огромная масса людей, сделался невыносим. На него глядели великаны, и в горле едва не зародился вой, но в следующий миг он понял, что эти люди сделаны из камня и металла, – статуи, хотя и гораздо больше тех, что ему доводилось видеть.

Вдоль колонны воинов бегали купцы, дергая солдат за туники, пытаясь всучить им рыбу, хлеб, свечи, игральные кости, оружие и множество других вещей, назначения которых волкодлак не знал. Ор стоял не хуже, чем на поле битвы. Прошел человек, несущий на спине стол в два раза больше него самого, он высовывал из-под стола руку, стараясь привлечь внимание солдат. Человеку-волку он показался похожим на одно животное, виденное когда-то у торговца с юга, – на черепаху.

Армия двинулась дальше, по улицам с факелами на стенах, мимо великолепных площадей, мимо высоченных, ярко раскрашенных колонн, по казавшимся бесконечными мостам, которые попадались на пути. Все увиденное потрясло волкодлака, голова гудела, он был весь в испарине. До сих пор самым большим городом, в котором он бывал, оставался Киев, просто деревня по сравнению с этим местом.

Пришлось терпеть. Первое дело – погибнуть от руки императора – провалилось, и теперь ему предстоял более трудный путь, для которого потребуется вся его храбрость. Великолепие Константинополя, Миклагарда, города мира, возникло не просто так. Причина скрывалась под городом, в водах, которые текли ниже уровня улиц, в затопленных пещерах, вырубленных для хранения воды, питающей фонтаны и бани, обеспечивающей питьем, и даже еще ниже, там, где текли самые древние воды.

Народ плевал в пленника, кидал навозом и камнями. Стражники отгоняли людей, кричали, что это пленник самого императора и его судьбу решать не простолюдинам. Но все предостережения оказались напрасны, народ продолжал осыпать его проклятиями и камнями. В конце концов два хитаерос встали по бокам от повозки, закрыв волкодлака щитами. Император лично приказал им доставить пленника в Нумеру целым и невредимым, а они знали, что терпимость Василия к промахам приближенных испарилась после Абидоса.

Человек-волк все сносил. Он привык к куда более страшному: к пробирающим до костей зимним морозам в горах, к трудной охоте в одиночку, к неделям жизни впроголодь, к бдениям под палящим солнцем и ледяной луной, когда он пел песни, которые внушил ему брат-волк.