Нежданные гости, пройдя через лес, как раз подтянулись к долине и стали лагерем совсем близко, по ту сторону скал, нависающих над тропой, — на широкой проплешине, окруженной хилым соснячком, таким редким, что затаиться в нем почти не было возможности. Глаза Огнезора привычно рассматривали аккуратных, вышколенных солдат с черной лисой на плотной, подбитой железными пластинами, коже доспеха, отмечая среди них командиров четвертей. Он не заметил ни обоза, ни кухни, ни разодетых посыльных да личной прислуги…
Значит — быстрая сотня, идущая налегке. Такая налетает, чтоб исчезнуть уже на следующее утро, не оставляя за собой живых и недовольных. Не хуже темных мастеров!
Которых, кстати, с пришедшими тоже не было… А ведь хоть один им по правилам полагается!
Затем он увидел командира сотни — знакомое вытянутое лицо с темной полосой шрама над бровью, почти скрытой под шлемом с черным лисьим хвостом.
Леди Саррия!
О, Леор смеялся до колик, когда ему доложили, что имперцев возглавляет женщина.
Идиот.
Восемь красных линий, пересекающих лисью морду на ее посеребренном нагруднике, говорили знающему человеку сами за себя. Да и титул имперским военным никогда не давался даром…
Серебряная сотня Амареша — вот кто к ним пожаловал.
Быстрая, сильная, безжалостная. Одна из лучших.
Однако потрепало ее этой весной, когда Паргу с континента вытесняли — полегло больше половины. Восполняли состав, скорее всего, как водится: частью солдатами из других сотен, частью — ополчением и талантливыми новичками, только после школ. А никаких заметных сражений с тех пор не было…
Это хоть какая-то надежда. Плюс утесы да узкая тропа…
Всё это Огнезор выкладывал Леору час спустя на первом «военном совете» в Ишином шатре, куда прорвался молодой мастер вопреки всем желаниям и стараниям предводителя.
Может, потому и крутился тот в тесной полутьме с явным, напоказ выставленным, раздражением, задевая темной шапкой волос цветные ленты, звякающие бубенцы, пучки висящих трав, подобно рассерженному горному медведю в ярмарочной клетке. Потому и рычал, грозно сверкая глазами и сжимая кулаки в ответ на любое, Огнезором сказанное, слово…
Но юноше плевать сейчас было на Леора.
С разъедающим, растущим беспокойством следил он за Лаей — тихой, незаметной, безразличной ко всему. Будто сломанной…
Такой он видел ее лишь раз — в их первую встречу в Таркхеме, — когда она плакала на берегу.
Сейчас на ее лице не было слез — лишь бесконечная усталость, какая-то обреченная решимость.
Словно она сдалась.
Ни гневное Леорово рычание, ни злой сарказм, которым щедро сдабривал Огнезор каждый свой ответ предводителю, не могли выдернуть Лаю из этого состояния. Строгий Ишин призыв к порядку ничуть не тронул ее. И она даже не вздрогнула, когда разъяренный ахар, требуя объяснений, затряс куском плохого пергамента, полученным от имперцев, у самого ее лица… Пергамента с небрежным Лаиным портретом и требованием о выдаче преступника.
Лая ни разу не подняла глаз.
Леор все тряс и тряс. Пергамент полетел в огонь — и мужчина грубо схватил девушку, оставляя на ее руках синяки.
Огнезор отшвырнул его прочь.
— ОСТАВЬ… ЕЕ…В ПОКОЕ! — прошипел он с яростью, испугавшей его самого.
Ахар отступил.
Что было такого в тот миг в Огнезоровом взгляде? Он не знал. Но предводитель вдруг сник и, впервые за весь день, не нашел, что прорычать в ответ…
Лишь раз за весь разговор Лая подняла голову — когда Леор заявил, что отправит ее прочь из долины вместе с Шаниным семейством в числе первых.
— Нет, — коротко отрезала она.
Потом тверже — для пытающегося возразить Огнезора:
— НЕТ!
И ему осталось лишь смириться с этим. Смириться, хорошо понимая ее отчаянье, ее усталость от постоянной травли, а теперь еще — и чувство вины за то, что привела к соплеменникам врагов, от которых не выйдет спрятаться, отсидевшись за Ишиными иллюзиями.
Потому что амулеты, сколь бы хитроумными они ни были, не делают долину неприступной — лишь скрывают, запутывают, не пускают случайного чужака или забредшего сюда дикого зверя. Они для обмана — не для обороны…
И тот, кто провел имперцев по изменчивой лесной тропе, отлично в этом разбирался.
А еще — понимал куда идти. Точнее — за кем.
Не за Лаей, как та думала.
И уж точно не за ахарами.
За кем-то, кого проводник знал — и знал настолько хорошо, что даже Ишино искусство не смогло полностью скрыть его присутствия здесь.
За самим Огнезором.
Немногие в Гильдии владели таким чутьем. Но тех, кто был бы достаточно близок с Белым Мастером — еще меньше.
Только Слава.
Ну, может, еще Вера — его старая наставница, но у нее уж точно нет никаких причин появляться здесь…
Значит, Слава.
И в обнаружении ахарской долины не столько Лаина, сколько его вина.
Огнезор пытался объяснить это девушке — чуть позже, когда Леор покинул шатер, и лишь Иша все так же невозмутимо и почти безмолвно составляла им компанию. Но Лая не слушала. Не желала слушать, погруженная в свои планы — самоубийственные и бессмысленные.
Мастер чуял в ней эту решимость — пожертвовать собой. И ни в коем случае не собирался позволить ей это.