Руки все сделали сами: передернули затвор, вздернули автомат к плечу, навели чуть ниже цели… Короткой очередью тварь подбросило и опрокинуло на спину, в ней было метра полтора в длину, — и, умирая, она стала ярко-оранжевой с красными прожилками, как мякоть апельсина-«королька». Я тут же выстрелил в соседнюю, она завалилась на бок. Патрик лупила в белый свет.
— Ниже! — крикнул я ей. — Бей в землю!
Она поняла. Следующей очередью она разорвала совсем близко подкравшуюся тварь пополам.
— Ребята! Цельтесь в землю, перед ними!.. Короткими!..
Меня поняли. Теперь палили все — аккуратно, без паники. Сквозь грохот выстрелов вдруг стал слышен гвалт, поднятый тварями: это было похоже на панику в огромной стае чаек. Сквозь запах пороховой гари резко пробилась клопиная вонь.
Я завалил еще шесть тварей и понял, что больше ничто не шевелится. Все перестали стрелять, и только Аська одиночными выстрелами садила в простую кучу листьев под стеной дома напротив.
— Хватит, ребята… хватит… — сказал я. Голос срывался, как будто я долго непрерывно орал.
Стало тихо. У меня задрожали колени.
— Что это было? — спросил кто-то за спиной.
— Да чтоб я знал… — ответил Артур.
— Ой… извините… — И Валю вырвало. — Оуу…
— Нормально, — сказал Джор. — Классные глюки. Сознавайтесь чьи?
— Я знаю, куда нам надо, — сказал я. Сработала какая-то сложная цепочка ассоциаций.
— И куда же?
— В парк. Это вон до того перекрестка и налево.
— Зачем?
— Там было единственное место, куда я не входил. Боялся входить. Эти твари оттуда полезли.
— И что это за твари?
— Не знаю. Первый раз вижу.
— Ты же говоришь…
— Я просто боюсь мокриц и клопов.
— Стоп, Костя, — сказал Джор. — А чего еще ты боишься?
Он четко просек фишку.
— Утонуть, — сказал я. — Темноты. Больших пауков. Пещер. Манекенов. Больше не помню…
— Женщин, — подсказала Патрик.
— Не в этом смысле.
— А в каком?
— Потом объясню.
— Слово?
— Слово. Да, и еще: боюсь ошибаться и попадать в неловкие положения.
— Интересные и веселые приключения нам предстоят, — пробормотал Джор. — Фильмы ужасов?
— Терпеть не могу.
— Ну хоть что-то жизнеутверждающее…
Повисло молчание. Только ветерок погромыхивал косо свисающим с крыши жестяным водостоком… Я хотел было уточнить, что в детстве случайно прочитал «Туман» Кинга и что потом долго не мог от той дряни избавиться, —
нопочему-то не сказал.— Ну, веди… командир, — сказал Джор. — Ты где так командовать-то научился?
— Ну… это было давно.
— Расскажешь потом?
— Не знаю. Если честно, то не хочу.
— Дело твое…
Я все равно проболтался. Ну а что оставалось делать?
Мы обошли разбросанные трупы тварей (у некоторых еще шевелились лапки), стараясь не наступать на ошметки и брызги.
— Внимание, — сказал я, и все разом замерли. — Перезарядили оружие, передернули, на предохранитель не ставим. Палец на крючке не держим. Палец вот так, на скобе. Понятно? Далее: идем и наблюдаем в том же порядке: я и Патрик держим фронт, Артур верх, Джор — тыл, Аська — правый фланг, Валя — левый. Ни на что постороннее не отвлекаемся. Очень слушаем меня. Собрались?
— Собрались, — сказала Валя. — Есть у кого-то что-то попить?
— Коньяк, — подал я ей фляжку.
— Спасибо…
Это было последнее слово, которое я от нее слышал.
35
Все время, что заняло принятие душа, ароматного и ласкающего все тело, вытирание — нет, промакивание невесомыми белыми покрывалами, умащение тела травами, от которых слегка и приятно кружилась голова, — Вика непрерывно думала о том, как бы сбежать, но думала как бы не всерьез, а понарошку, словно об озорном розыгрыше во время серьезного дела. Серьезность была запредельная и требовала какого-то гармоничного уравновешивания, лучше забавного или хотя бы легковесного — вот именно розыгрыша, на который она всерьез не решилась бы, но тщательно прорабатывала его внутри себя, чтобы не отравиться этой серьезностью; но даже и понарошку ей не удалось высмотреть ни единого шанса, что она и отметила с неискренним актерским разочарованием.
Вот так же ей всегда хотелось стать певицей, и она представляла себе, как станет певицей и будет безумствовать на сцене, в цветных огнях, коллекционировать фанатов и любовников, — но не делала ничего для того, чтобы изменить сложившийся ход вещей, и оставалась студенткой филфака, потому что «уплачено». У нее был не очень приятный, но запоминающийся голосок, и иногда под гитару она пела что-то из Дианы Арбениной, и это все.