…когда мы с моими разломными белками приготовили разломный гуакамоле из разломного авокадо с разломной солью, который вытащили из разлома, который я тайком закрыл в одно лицо. Н-да… Всё же фильтровать приходилось тщательно.
Но я не врал! Просто недоговаривал о некоторых вещах.
Итак, я поведал друзьям о том, что мне довелось поучаствовать в гладиаторских боях. И о том, что среди публики я увидел несколько девочек-инферн в рабских ошейниках. И о том, что поставками этих девочек занимается не кто иной, как наш премного неуважаемый мсье Лагранж собственной персоной. Ну, не собственной, но не суть. И о том, что в деле замешаны жрецы. И о том, что я собираюсь прикрыть лавочку жирного ублюдка, а потом призвать к ответу тех, кто стоит у него за спиной. Ну и в конце добавил, что о помощи не прошу, но рассчитываю на хотя бы сохранение информации в тайне.
— Охренеть! — не ожидал, что самая бурная реакция случится у Нецали.
Воин-орёл аж побагровел от злости. Индеец. Побагровел. Ему сейчас рожки на голову, и хрен отличишь от инфернов.
— Да как такое возможно вообще⁉ — Нецали кидался из стороны в сторону. — Надо действовать сейчас же! Сейчас же! Они позорят Империю!
Иси, Миси и Габи заразились негодованием соотечественника. Мало того, что девушкам априори была противна сама мысль о сексуальном рабстве, они ещё и патриотизмом заразились. Я сперва не совсем понял, что именно так возмутило ацтеков, но мне коротко пояснили.
Рабство у ацтеков было узаконено, но имело мягкую форму. Очень мягкую, серьёзно. Нельзя было прийти к человеку, нацепить на него ошейник, шарахнуть по спине хлыстом и погнать на принудительные работы, и уж тем более в шлюший домик.
Рабами становились законодательно и официально. У рабов были свои права и свободы, пускай и сильно урезанные. А главное — раб мог отыграть свой статус обратно. Выкупить себя, договориться или оправдаться через суд. Всё это напоминало скорее понижение в правах, а не каноничное рабство с распухшими от голода несчастными людьми, с которыми обращались хуже, чем со скотом.
— Так нельзя! Не у нас! У нас такого не бывает! — орал Воин-Орёл. — Такого быть не может! Нужно доложить верховному жречеству! Нужно доложить Императору!
— Не нужно! — возразил я. — Пока мы не поймём, кто стоит на самом верху, никаких таких движений предпринимать не нужно! Это как минимум опасно. Мы не знаем кто кукловод, верно?
— Но ведь…
— Успокойся, Нецали, — неожиданно осадила его Габи. — Послушай Артёма, у него наверняка есть план.
Я сдержанно кивнул ей.
Правда, плана у меня пока ещё не было, я же не ожидал внезапно встретить поддержку. Намётки плана типа «пойти и всех подвесить за яйца» не учитывали такого фактора.
— Вспомни, что самое главное, когда идёшь в разлом? — я использовал знакомую этой публике метафору. — Главное — разведка. Кто знает, что за силы стоят за Лагранжем. Сунемся с наскоку — и нас всех закопают ещё до того, как мы успеем открыть рот.
— И что ты предлагаешь⁉ — нахмурился орёл.
— Первым делом я предлагаю вызволить рабынь из пирамиды, — начал я сочинять на ходу. — Те девушки — наши коллеги, закрывали разломы. А своих бросать нельзя, не говоря уже о том, что справедливость должна восторжествовать.
— Верно! — к разговору подключились немцы, а конкретно Юрген. — В конце концов, это дело чести! Это же… Это же… вас ист дас фюр айнэ шайзе⁉
О-хо-хо! Да вы не просто Юрец! Вы, оказывается, сэр Юрец! Не помню, у немцев есть понятие рыцарства? Что-то такое, кажется, есть.
И кстати! Когда Юрген разразился матерной речью на родном языке, в глазах Ариэль я увидел что-то вроде уважения. Должно быть, в этой грубой шипяще-рычащей экспрессии она уловила что-то родное.
Так…
Жихарев высказался за. Не буду браться говорить за все его мотивы, — возможно даже, что ему было откровенно наплевать на судьбу рогатых пленниц, — но упустить такой прекрасный шанс поднасрать Лагранжу он явно не мог.
Веневитин сказал, что поддержит меня в любом начинании. Лекарь Мия и артефакторша Линда безоговорочно примкнули к группе вслед за своими мужчинами. Габи и юных жриц я бы звать не стал, но раз уж они здесь оказались и Ариэль видели… куда их девать, не прикапывать же прямо здесь. Ну а Илюха… Илюха и так увяз в моих секретиках по самое небалуй.
— Решено, народ! — крикнул Жихарев и освежил всем пластиковые бокалы. — Надерём ублюдкам жопу!
Я улыбнулся и решил посчитать свою команду по головам. Если не считать меня и белок, то вместе с Ариэль… раз, два, три… двенадцать. Будь я чуть более самовлюблён, предложил бы назвать так нашу группировку. Не, нуачо? «Двенадцать друзей Чернова» — прекрасное название.
— Надерём! — на разные голоса и языки заголосила моя милая шобла. — На кол! К ответу уродов!
О-хо-хо. Чует моё сердце, что скоро будет мясо. Чует моё сердце, что мсье Жан-Жак хлебнёт такого, что сам в итоге будет не рад, что связался с работорговлей. Ну и со мной, конечно.
— За нас, ребят! За правое дело!
— Да! Да-а-а-а-а!