— Так и быть, — притворно вздохнул я. — Хотите чистить разломы, значит будете чистить разломы. Завтра-послезавтра найду для вас соответствующую экипировку. Заказы принимаются, но не сейчас. Сейчас, прошу меня простить, — я галантно кивнул сборищу рогатого бабья, — мне нужно подумать.
— Я ещё немного посижу, узнаю, может что девчонкам нужно из… — Габи запнулась, — ну, из женского.
Молча кивнув ей, я уже было дело двинулся к лестнице на второй этаж, как тут меня осенило.
— Кста-а-а-ати, — обернулся я. — Девчонки, вы могли этого не заметить, но на самом-то деле в вашем вызволении участвовала целая команда: двенадцать человек, ваша принцесса и двое белкусов. Завтра вечером все мы соберёмся в этом доме, чтобы отметить удачный исход дела. И с вашей стороны было бы весьма уместно их отблагодарить.
— Как⁉ — без промедления отозвалась Нага.
— В нашей компании сложилась добрая традиция, — сказал я. — Когда мы собираемся вместе, кто-то из нас готовит какое-нибудь интересное блюдо. На всех. И вот если бы вы изъявили желание…
— Ни слова боле! — опять она. — Я приготовлю свой фирменный крелиф’гаронфлед!
— М-м-м-м, — слабо улыбнулся я. — От одного названия слюнки текут. Наверняка должно быть очень вкусно. Подготовь на завтра список необходимых продуктов, ладно?
— Конечно!
Ну вот и зашибись.
Большое дело сегодня сделали. Хороших девочек из рабства спасли, а плохих ребят наказали. Ну а завтра, стало быть, шоппинг, вечерняя пьянка и, — обязательно! — ночь любви.
Не знаю, правда, с кем.
Ха! Вот казалось бы, да? Даже среди всех этих интриг и ограблений я всегда нахожу время на то, чтобы по-человечески отдохнуть. Интересно, как это работает? Так случается потому, что человек всегда найдёт время на то, что действительно хочет или же… или же это Кодекс за мной приглядывает?
— Учти, что весь ущерб я взыщу с тебя! — жрец помотал перед лицом мсье Лагранжа своим трясучим от злобы пальцем, а затем схватился за телефон: — Ну так взломайте эту грёбанную дверь! — крикнул он кому-то на том конце провода.
Какой, к чёрту, ущерб⁉
Да что здесь вообще происходит⁉
Как так вышло, что сначала посыпался стабильный заработок, а теперь и вся карьера мсье Жан-Жака?
Сейчас он искренне пытался собрать в кучу мысли и понять, как и откуда здесь появились ребята из его разломной группы. Неужели эти олухи, оставшись без работы, и впрямь кинули обидку на весь мир и решились ограбить пирамиду⁉ А потом-то куда⁉ Бежать⁉ Неужели они и правда думают, что такое сойдёт им с рук⁉
— Чипахуа, у вас точно всё под контролем? — Лагранж слышал, но не слушал разговор жреца с мэром.
Сейчас он не просто не понимал, что думать. Сейчас он даже не понимал, что ему надлежит чувствовать. Прошла минута, мэр ушёл, а жрец Чипахуа остался и вновь разразился бранью:
— Лагранж, ты и твои люди идиоты! Да я тебя сгною! Да ты у меня…
Так, — подумал мсье Жан-Жак, — стоп. Кажется, я понял, что я чувствую.
Да, посыпался заработок. Да, посыпалась карьера. Но ведь не вся жизнь, верно? В отрыве от Арапахо-Сити, грёбаной базы, грёбаных жрецов и этих грёбаных, трижды проклятых рогатых девок, вся жизнь мсье Лагранжа — весёлый карнавал.
Младший из племянников уездного барончика из захудалого рода, так ещё и не одарённый, он прибыл на континент с целью любым способом преуспеть на чужбине. И преуспел. Преуспел так, что теперь сам Патриарх вылизывает ему задницу и просит денег.
Лагранж сделал себя сам.
Лагранж сам выбился в люди, сам закрыл долги рода и сам наколотил себе денег на несколько жизней вперёд. Да, неправедным путём. Ну и что? А? Что теперь-то? Важен результат на длинной дистанции, а результат есть, да ещё какой.
Лагранж уже победил.
А теперь на него, — на победителя! — орёт какой-то клоун в золотых серёжках.
— Если ты сегодня же всё не исправишь, то уже завтра утром твоя голова будет катиться по ступеням храма! Ты понял меня⁉ Ты понял, идиот⁉
Жан-Жак начал закипать.
Он закипал всё сильнее и сильнее; градус повышался с каждым словом, произнесённым вслух этим ублюдочным индейцем. Ну а точку кипения мсье Лагранж прошёл в тот самый момент, когда буквально из воздуха на шее жреца материализовался антимагический ошейник. Грёбаные одарённые со своей грёбанной магией всю жизнь стояли костью в горле у мсье Лагранжа, ну а теперь…
— Пошёл ты на х**, — прошипел Жан-Жак, схватил тщедушного жреца за грудки и выкинул с балкона.
«А нехрен было орать!» — подумал мсье Лагранж и поглядел вниз.
Старик-жрец валялся на полу меж зрительных рядов, корчился и что было мочи стонал.
Жив.
Пусть так.
Плевать, по сути дела. Вообще плевать.
Ну а теперь на выход! Прочь-прочь-прочь! Прочь из зала! Прочь из пирамиды! Прочь из этого грёбаного города, который уже набил мсье Лагранжу оскомину! Жрецы не успеют опомниться, как он уже пересечёт границу с США и выбросит документы на это чудное, французское, будто бы по приколу выдуманное имя.
Жан-Жак Лагранж, да? А чего не Василий Пупкин-то сразу?