Несколько костюмов-троек разной степени парадности, еще две «двойки» — очевидно, повседневные. С десяток рубашек… Мне едва удалось найти за всеми этими подарками свое скромное барахло. И все же я выбрал его — оно было менее марким и более практичным.
Дионисий бросился, чтобы помочь мне одеться, но я взглядом остановил его.
— Я что, совсем немощный, по-твоему?
— Э… Разумеется, нет, ваше сиятельство. Но в мои обязанности входит в том числе и помощь с гардеробом…
— Прибереги силы для какого-нибудь важного события, — я наспех натянул белье, брюки из плотной ткани и свитер. На вешалке нашлась и моя любимая кожанка, но на улицу я пока не собирался.
Желудок снова настойчиво обозначил, что вконец оголодал. Я быстро сполоснул руки в уборной — и отметил здоровенную ванну, в которой собирался как следует откиснуть попозже. К тому моменту, как я вернулся к столу, Дионисий закончил накрывать. Я снова оглядел апартаменты. Чего-то не хватало, но оголодавший мозг отказывался шурупить и вспоминать, чего именно.
Первую тарелку гуляша я проглотил, даже не заметив. На второй распробовал, и это было ровно то, что доктор прописал: горячий, острый, в меру густой, но не очень жирный. Дионисий предложил рюмку, но я передумал и отказался. Хватит с меня на сегодня орденского пойла.
Когда передо мной очутилось блюдо с цыпленком, я по привычке, даже не задумываясь, оторвал кусочек белого мяса и сунул руку под стол — подкармливал Алтая вкусностями, когда никто не видел. И вместо привычного мокрого носа мне в ладонь уткнулась… пустота.
— Где мой пес? — я поднял взгляд на Дионисия. — Мать Друзилла сказала, что его оставят в моих покоях. Или ты запер его в чулане, который не посчитал нужным мне показать?
Слуга пристыженно отвел взгляд.
— Дионисий!
— Его… Вашей собаки здесь нет, господин, — наконец выдавил из себя он.
Я вскочил из-за стола, слишком резко отодвинув стул. Тот покачнулся и опрокинулся.
— Где он?! Где Алтай? — Несчастный слуга не успел отшатнуться, когда я оказался возле него и схватил за грудки. — Отвечай!
— На псарне… При дворце есть псарня… Прима приказала отвести его туда.
Внутри меня заклокотала злость. Я не заметил, как в приступе этой слепой, совершенно не свойственной мне ярости не просто тряс бедолагу, но схватил за горло и сжал слишком сильно.
— Какого черта вы меня обманывали?
Дионисий побагровел, его глаза начали вылезать из орбит, но он даже не пытался сопротивляться. Лишь умоляюще глядел на меня, а его руки повисли плетьми.
Господи, что я такое творю?
Испугавшись самого себя, я резко отпустил паренька, и тот, покачнувшись, едва не упал. Пришлось подстраховать.
— Прости, — смущенно проговорил я.
Дионисий зашелся в приступе кашля, ухватился за горло, пытаясь растереть место, где только что была моя хватка.
— Все… Все в порядке, господин. Вы вправе гневаться. Но смею заверить, ваша собака в полном порядке. На псарне великолепные условия. Примоген Вергилий держит здесь своих борзых, подаренных великой княгиней Александрой Федоровной. Свора немаленькая, и места на псарне много…
Я с трудом подавил очередную волну гнева. Так, Хруст, успокойся. Сила и правда начала тебя менять. Мне все это совесм не нравилось. Я всегда был против беспричинного насилия, тем более над маленьким человеком, который не мог дать отпор и всего лишь выполнял приказ грозной начальницы.
— Алтай должен жить со мной, — успокоившись, сказал я. — Это было моим главным условием. Поэтому сейчас мы пойдем на псарню, ты покажешь мне, где его разместил, и я заберу его с собой.
Мысли в голове Дионисия явно метались. Парень побледнел от страха — вероятно, перед Друзиллой. Но старуха-то на что рассчитывала? Понимала же, что я быстро все выясню. Или надеялась, что к этому моменту я уже не вспомню о собаке?
Я быстро поднял опрокинутый стул и направился за ботинками. Пока я затягивал шнурки, слуга неуверенно переминался с ноги на ногу.
— Ваше сиятельство, здесь очень ценная мебель и интерьеры… Полагаю, Прима опасается, что ваш питомец может что-нибудь испортить.
— Это не ее проблемы и не ее дело, — я выпрямился. — Веди на псарню.
— А обед…
— Псарня!
Парень решил больше мне не перечить — понял, что себе дороже. Мы быстро выскользнули в коридор, но на этот раз Дионисий повел меня другой дорогой. Я знал, что в больших дворцах были предусмотрены настоящие тайные ходы для слуг, позволявшие им передвигаться быстро и незаметно. Вот и сейчас лакей открыл неприметную дверь и поманил меня за собой.
— Прима меня убьет…
— Сдается мне, не того ты боишься, — проворчал я.
— И правда, ваше сиятельство, — он закрыл за нами дверь, и мы очутились в узком, не более метра шириной, коридорчике, что уходил к такой же узкой лестнице. — Нам сюда. Так много быстрее.