Темный оттенок магии

Как ни крути, он был хорошим, крепким, но не той крепостью, от которой слабеешь, а той, от которой прибавляются силы. От нее начинает петь кровь, от нее… Келл задрал подбородок, чтобы посмотреть в небо, и чуть не потерял равновесие.

Нужно сосредоточиться.

Он был совершенно уверен, что направлялся в сторону реки. Холодный воздух обдувал лицо. Смеркалось (когда успело зайти солнце?), и в меркнущем вечернем свете вокруг закопошился город. Тишину нарушил резкий шум.

– Красавец, – шепнула на мактане старуха в дверном проеме. – Красивая кожа. Красивая кость.

– Сюда, мастер, – позвала другая.

– Зайдите к нам.

– Пусть ваши ноги отдохнут.

– Пусть ваши кости отдохнут.

– Красивая кость.

– Красивая кровь.

– Отпить магии.

– Вкусить жизни.

– Идите к нам.

Келл пытался сосредоточиться, но никак не мог собраться с мыслями. Стоило ему поймать хотя бы парочку, как вдруг ветерок продувал голову насквозь и развеивал их, вызывая лишь оторопь да легкое головокружение. Опасность бередила чувства. Всякий раз, когда Келл закрывал глаза, ему мерещилось, как кровь Холланда стекает в кубок, поэтому он старался даже моргать пореже и смотрел вверх.

Он не собирался идти в таверну – ноги сами привели его туда. Тело двигалось само по себе, и внезапно он увидел вывеску над дверью «Горелой кости».

Хотя таверна в Белом Лондоне находилась там же, где таверны в других Лондонах, ее атмосфера отличалась от остальных. Она тоже притягивала Келла, но в воздухе здесь пахло кровью и пеплом, а булыжники под ногами были холодными. Они высасывали тепло и силу. Ноги несли вперед, но Келл заставил себя остановиться.

«Иди домой», – подумал он.

Рай прав: ничего хорошего, ничего путного из этого не выйдет. Игра не стоит свеч. Побрякушки, которые он обменивал, не приносили ему покоя. Это просто дурацкая затея, и пора уже наконец остановиться.

Ухватившись за эту мысль, Келл достал нож и поднес острие к руке.

– Это вы, – послышался голос сзади.

Келл обернулся, спрятав клинок в ножны.

У входа в подворотню стояла женщина. Ее лицо скрывал капюшон поношенного синего плаща. В любом другом Лондоне это был бы насыщенный цвет сапфиров или моря, но здесь он напоминал лишь оттенок блеклого неба.

– Я вас знаю? – спросил он, щурясь в темноте.

Она покачала головой.

– Но я знаю, что вы – Антари.

– Нет, не знаете, – возразил он.

– Я знаю, чем вы занимаетесь.

Келл покачал головой.

– Сегодня я отдыхаю от дел.

– Прошу вас, – сказала женщина, и Келл заметил, что она сжимает в руках конверт. – Я не хочу, чтобы вы мне что-нибудь принесли. – Она протянула письмо. – Я просто хочу, чтобы вы передали письмо.

Келл наморщил лоб. Письмо? Миры уже много столетий изолированы друг от друга. Кому она могла писать?

– Родственнику, – пояснила женщина, прочитав вопрос в его глазах. – Давным-давно, когда пал Черный Лондон и двери были запечатаны, нас разлучили. Много столетий наши семьи старались поддерживать связь… и вот я осталась одна. Здесь все уже умерли, кроме меня, и там тоже все умерли, кроме одного – Оливера. Он единственный родственник, который у меня есть. Он по ту сторону двери, и он умирает, а я просто хочу… – Она прижала письмо к груди. – Мы остались вдвоем, понимаете?

У Келла еще кружилась голова.

– А как вы вообще узнали, что Оливер болен? – спросил он.

– От другого Антари, – пояснила женщина, озираясь, словно боясь, что кто-то подслушает. – От Холланда. Он принес мне письмо.

Келл не мог себе представить, чтобы Холланд снизошел до контрабанды между Лондонами, не говоря уж о том, чтобы передавать письма простолюдинов.

– Он не хотел, – добавила женщина. – Оливер отдал ему все, что у него было, и даже тогда… – Она поднесла руку к воротнику, словно потянувшись за бусами, которых уже не было. – Я заплатила остаток.

Келл нахмурился. Это еще меньше походило на Холланда. Не то чтобы он совсем бескорыстен, но Келл сомневался, что его вообще могла заинтересовать подобная плата. Хотя, впрочем, у каждого свои секреты, и Холланд хранил собственные так ревностно, что Келл даже призадумался: хорошо ли он знает характер другого Антари?

Женщина снова протянула письмо.

– Ниджк шёст, – прошептала она. – Пожалуйста, мастер Келл.

Келл попытался собраться с мыслями. Он, конечно, обещал Раю… но это же просто письмо. Теоретически, согласно законам, установленным правителями всех трех Лондонов, письма не подлежали запрету. Разумеется, речь шла только о переписке между царствующими особами, но все-таки…

– Я заплачу, – настаивала женщина. – Вам не придется возвращаться, чтобы забрать плату. Это всего лишь письмо. Прошу вас. – Она порылась в кармане и достала что-то маленькое, завернутое в ткань. Келл еще не успел ни согласиться ни отказаться, но женщина уже всучила ему записку и плату. Едва сверток оказался у него в руках, Келла пронзило странное чувство, а женщина тут же отступила.

Келл посмотрел на письмо и адрес, написанный на конверте, и хотел было развернуть ткань, но женщина опередила, схватив его за руку.