— По крайней мере, они получили тебя, — усмехнулся я. — Озаряющую их день, как луч золотого солнца.
— Я только сержусь на тебя, Джейсон. Никто другой не выводит меня из себя так сильно, как ты.
— Для меня большая честь иметь такую привилегию. — Даже нытье Эйприл не смогло испортить мне настроение. Я прислонился спиной к нашему невероятно дорогому кухонному гарнитуру, улыбаясь без всякого повода.
— Что с тобой не так?
— Разве что-то обязательно должно быть не так?
— Ты улыбаешься, — съязвила она. — Это значит, что что-то должно быть не так.
— Может, я просто счастлив.
— Ты был бы счастливее, имея еще одного достойного спонсора. Вчера ты хорошо сыграл, достойное появление на публике могло бы привлечь еще одно предложение, заставить всех говорить о тебе. Ты думаешь, я делаю все это дерьмо для себя, Джейсон, но это для
Она ошибалась насчет моего счастья. Еще одно спонсорство нихера бы для меня не значило, так же, как и вся остальная наша дерьмовая фальшивая жизнь.
— Я надеюсь, что исчезну с радаров как можно скорее, когда закончится этот сезон.
— Конечно, надеешься. И что потом? Стив собирается дать тебе работу в своей мастерской, колоть деревяшки, как это делает он? Ты — Джейсон сукин сын Редферн, веди себя, черт возьми, соответственно.
— Я знаю кто я, Эйприл.
— Ты никогда не знал кто ты, Джейсон. Вот почему тебе нужна
Я с такой силой опустил свою кружку на стол, что треснула ручка.
— Что, черт возьми, с тобой не так? — зарычал я. — Что за хрень?
Она не дрогнула, просто смерила меня злобным взглядом.
— Так-то лучше. Мне было интересно, куда подевался ворчун Джейсон.
— Ты гребаная сука, Эйприл, — выплюнул я. — Никто иной, как злобная гребаная сука.
Я бросился прочь, но ее слова летели мне в след, рикошетя по коридору, как ядовитые пули:
— Подпиши бумаги, тупой засранец. Подпиши бумаги и убирайся к черту из моего дома! По крайней мере, тогда один из нас сможет быть чертовски счастлив!
Не в ее жалкой, фальшивой гребаной жизни.
Я засунул фотографии обратно в ящик стола. Закрывая воспоминания вместе с ними. Эйприл была гребаной сукой.
После стольких лет у меня на виду была только одна фотография — увеличенное фото на прикроватном столике. Мы с папой в клубных футболках возвращаемся с игры за «Бирмингем Юнайтед». На фотографии я у него на плечах, руки тянутся к небу, а он сияет от гордости.
Моя первая большая подростковая игра, моя первая настоящая победа. Тринадцать лет, и юная звезда в процессе становления. Он был так чертовски горд.
Шесть лет спустя он мертв, а я на пределе сил. Такое гребаное дерьмище.
Я пролистал свой телефон, отчаянно пытаясь отвлечься. Было слишком рано писать ей, слишком рано. Словно сталкер-психопат, это уж точно.
Оказывается, мне это было не нужно, мой телефон издал сигнал у меня в руке.
Мое сердце бешено заколотилось в груди при виде ее слов, ее запах снова нахлынул на меня.
Я улыбнулся. Негласные правила секса.
У меня свело желудок. Это слишком? Я, черт возьми, надеялся, что нет.