Ее последняя отчетливая мысль была о нем. Он испытывал отвращение к себе, к Элеонор, у которой не хватило силы воли научиться ментальному общению, сфокусированному и безупречному.
С первой минуты понимания, когда он лежал, беспомощный, под землей, все его представления о жизни пошатнулись. Вырвавшись на свободу, когда и Жак поднялся вместе с ним, он ментально дотянулся до Джейкоба и погрузил окровавленный нож по самую рукоятку в горло убийцы.
Буря позволила Владу и Элеонор вырваться на свободу, не боясь ослепнуть или потерять ориентацию даже на минуту, которой ассасинам хватило бы, чтобы убить роженицу.
Михаил нашел сознание Рейвен, окружив его теплотой и любовью, и притянул ее в убежище своих рук. Игла вошла в его вену. Он не сомневался, что брат будет рядом, пока идет переливание крови. Жак держал в своих руках не только жизнь Рейвен, но и жизнь Михаила. Если она умрет, Михаил последует за ней. Он знал, что в его сердце все еще кипит ярость и существует угроза для жизни любого, кто находится сейчас рядом с ним, будь то человек или карпатец. Он только надеялся, что Грегори успеет свершить карпатское правосудие, если Рейвен суждено умереть.
Даже в бессознательном состоянии она пыталась спасти его.
Он гладил ее по волосам.
Он дышал за обоих, вдох и выдох, нагнетая воздух и в свои легкие, и в ее. Поддерживал ритм их сердец. Он взял на себя большую часть жизненно важных процессов в ее теле, чтобы облегчить исцеление.
Жак знал, что разум Михаила занят. Если эта женщина перестанет бороться за жизнь, они потеряют Михаила. Сейчас Михаил использовал свою силу, чтобы поддерживать ее кровообращение, биение сердца и работу легких. Это был изматывающий процесс.
Грегори встретился с глазами Жака поверх головы Михаила. Он не собирался позволить этой паре умереть. Это было в их силах — исцелить ее.
— Я сделаю это, Жак.
И это была не просьба.
Вдруг рядом с ними замерцал воздух, и появились Селесте и Эрик.
— Он предпочел последовать за ней, — тихо сказала она. — Он слишком сильно любит ее.
— Это уже точно известно? — спросил Жак.
— Он отдаляется, — ответил Эрик. — Все карпатцы могут чувствовать это. Есть хоть какой-нибудь шанс спасти их?
Жак поднял взгляд, его красивое измученное лицо, темные глаза, такие похожие на глаза Михаила, говорили, что он убит горем.
— Она борется за него. Она знает, что он предпочтет последовать за ней.
— Достаточно! — прошипел Грегори, привлекая всеобщее внимание. — У нас нет иного выбора, кроме как спасти их. Это все, что должно быть в наших сознаниях.
Селесте направилась к Рейвен.
— Позвольте это сделать мне, Жак. Я женщина, у меня будет ребенок. Я не совершу ошибки.
— Грегори — целитель, Селесте. Ты же беременна, а это очень сложная задача, — тихо отклонил ее предложение Жак.
— Вы оба уже поделились с ними своей кровью. Вы можете совершить ошибку.
Селесте отдернула простыню с живота Рейвен. Ее вздох был слышен каждому, они затрепетала от ужаса и невольно отступила назад.
— Боже мой, Жак. Нет ни единого шанса.
В ярости Жак локтем убрал ее с дороги. Но между ними встал Грегори, его прозрачные глаза скользнули по Селесте с ледяным спокойствием и жестоким упреком.
— Даже не думайте о том, удастся ли мне исцелить ее. Пока я занимаюсь этим, я хочу, чтобы в комнате остались только те, кто верит в успех. А теперь уходите, если не можете мне помочь. Мне нужна абсолютная уверенность — как в моем сознании, так и в сознаниях тех, кто меня окружает. Она будет жить, и по-другому быть не может.
Грегори наложил руки на рану, закрыл глаза и, покинув свое тело, вошел в ее, израненное, безжизненное.
Михаил чувствовал, как боль скользит в Рейвен. Она вздрогнула, постаралась отодвинуться, исчезнуть, чтобы это новое, болезненное ощущение его не коснулось. Но Михаил без труда окружил ее, удерживая, чтобы Грегори мог делать свою непростую работу, восстанавливая ее поврежденные органы.
Это были по большей части чувства, а не слова.
— Нет! — крикнул Жак. — Я знаю, что ты делаешь, Михаил. Сейчас же пей, или я прекращу переливание крови.
Ярость вытолкнула Михаила из его полуоцепенелого состояния. Жак спокойно выдержал его взгляд.
— Ты слишком ослаб от потери крови, чтобы противостоять мне.
— Тогда предоставь мне возможность питаться. Холодная, темная, как ночь, ярость прозвучала в этих словах. Смертельная угроза.
Жак без колебаний подставил свое горло, сумев сдержать стон, когда Михаил глубоко вонзил в него зубы, поглощая кровь жадно, жестоко — словно дикое животное. Жак не сопротивлялся и не издал ни единого звука, предлагая свою жизнь брату и Рейвен. Эрик двинулся было к Жаку, когда у того подогнулись колени и он тяжело опустился на пол, но Жак жестом велел ему отойти.