Темный принц

— Нет. Я хочу вспомнить, покончить с этим раз и навсегда.

Она была взволнована, как никогда.

— Ты слишком слаба, Рейвен. Тебе потребуется еще много крови, много сна. Раны были слишком серьезны.

Она хотела подвинуться к нему, лишь слегка шевельнулась, и боль сразу вцепилась в нее клещами.

— Я не могла дотянуться до тебя. Я пыталась, Михаил, ради той женщины.

Он поднес ее пальцы к губам и поцеловал их.

— Никогда больше, Рейвен, я не подведу тебя. В его сознании и сердце было куда больше боли, чем в ее теле.

— Я сама решила пойти за ними, Михаил. Сама впуталась во все это, чтобы помочь той женщине. Я знала, на что способны эти люди. И сознательно пошла на это. И я не обвиняю тебя, пожалуйста, не думай, что подвел меня.

Говорить было трудно. Хотелось спать, впасть в благословенное забытье, чтобы перестать чувствовать онемевшее тело и сознание.

— Позволь мне помочь тебе уснуть, — прошептал он тихо.

Его голос ласкал, губы нежно перебирали ее пальцы.

Рейвен медлила: ей не хотелось показывать свой страх. Как это возможно, что она все еще живет? Как? Она вспомнила ту ужасную минуту, когда Джейкоб вцепился ей в грудь. Своими погаными руками. От этих воспоминаний по коже побежали мурашки. Ей захотелось вымыться, тереть кожу до тех пор, пока она не сотрется. Его лицо — злобное, как у дьявола, сумасшедшее. Она вспомнила каждый удар ножом, наносивший смертельную рану.

Буря, землетрясение, молнии, гром. Волки, выскочившие перед Саммерсами и Гансом. Откуда она все это знает, так отчетливо видит в своем сознании? Перекошенное от страха лицо Джейкоба, его расширенные от ужаса глаза, нож, торчащий из его горла. Почему она не умерла? Откуда она все это знает?

Ярость Михаила. Она была невообразимой, нечеловеческой. Ничто не могло сдержать его бешенство и гнев. Он исходил из него, подпитывая бурю, земля начала вздыматься, а вспышки молний — ударять в землю, пока не пролился дождь.

Это было на самом деле или это часть какого-то вселяющего ужас ночного кошмара? Но она знала, что все это было на самом деле и что она была близка к какой-то страшной правде. Но боль была такой невыносимой, что у нее просто не осталось сил, и Михаил оказался ее единственным утешением. Ей хотелось вернуться назад, в убежище, которое он ей предлагал, и просто позволить ему защитить ее, обезопасить, пока она вновь не станет сильной. Но Михаил ждал, позволяя ей самой сделать выбор. Он дарил ей тепло, любовь, близость, но все равно что-то удерживал внутри, подальше от нее.

Рейвен закрыла глаза, сосредотачиваясь и вспоминая.

Михаил, внезапно оказавшийся рядом. Боль и страх в его темных гипнотизирующих глазах. Его руки, притягивающие ее. Его сознание отыскивает ее, приказывает ей остаться, якорем удерживает ее на земле, в то время как тело ее умирает. Там же был его брат и много его людей. Что-то вошло к ней в живот, что-то, казалось, прокладывало путь в ее теле, теплое и живое. Низкое, успокаивающее пение, заполнившее воздух вокруг.

Тревога исходила от людей Михаила, чья кровь, теплая, сладкая, придающая сил, вливалась в ее тело, в ее органы, восстанавливая мышцы и ткани. Но вливалась не в вену, а...

Рейвен замерла, ее сознание было настолько поражено, что тоже оцепенело. Дыхание покидало ее.

Не в первый раз.

Всплыли и другие воспоминания: доводящая до безумия манера Михаила питаться, его рот, жадно прижатый там, где билось ее сердце.

— О боже! — вырвалось у нее как подавленный протест.

Это была самая настоящая правда, а никакие не галлюцинации. Но ее человеческое сознание отвергало эту правду. Это невозможно, этого не могло быть. Она была внутри какого-то ужасного ночного кошмара и в любой момент могла проснуться. Этим и объясняется то, что произошло. Все смешалось — фанатизм ассасинов и сила Михаила. Но ее обостренные чувства говорили совсем другое, они говорили: это было на самом деле. Она лежит под землей, земля под ней и земля над ней. Они хотели закопать ее. Усыпить. Исцелить.

Михаил ждал, ничего не утаивая, позволяя ее сознанию переварить информацию. Даже когда она потянулась к его воспоминаниям. Он, наконец дождался ее реакции, и она его удивила. Он ждал криков, слез, истерики.

Рейвен вцепилась в матрас, издав животный крик боли. Она откатилась от него, не обращая внимания на свои жестокие раны.

Он заговорил резко, намного резче, чем хотел, потому что страх за нее перевешивал сострадание. Его приказ парализовал ее, сделал беспомощной, поймал в ловушку. Только глаза оставались живыми, полными ужаса, когда он присел рядом и осторожно ощупал ее раны.

— Расслабься, малышка. Я понимаю, знание потрясло тебя, — пробормотал он и нахмурился, увидев, как драгоценная кровь сочится из всех ран, кроме одной. Он поднял Рейвен и стал покачивать на руках у своего сердца.

Позволь мне уйти.

Ее мольба прозвучала в его сознании, эхом отозвавшись в груди.

— Никогда.

Суровые черты лица Михаила стали маской. Он взглянул на двери над их головами. Двери откликнулись, распахнувшись от одного его желания.

Рейвен закрыла глаза.