Темный пульсар

Я не сразу осознал, что действительно стою за сосной с ножом в одной руке и банкой «энергетика» в другой. Очнувшись, я сунул клинок в ножны, запихал жестянку с тоником в карман тактического жилета, вышел из-за ствола и сел верхом на рюкзак.

– Ты не смотри, что я слепой. Я сердцем вижу, мне глаза не нужны. Хороший ты человек, Колдун, хоть и зло в тебе есть.

Я вздрогнул, когда услышал из уст Скитальца своё имя. Похоже, старик и в самом деле видел сердцем: от такого человека ничего не скроешь, всю подноготную сразу увидит.

– Зло во всех есть, – сказал я, когда немного отошёл от шока.

– Так-то оно так, сынок, только зло – оно ведь разное, как и добро. Иное добро хуже зла бывает. А кто-то думает, что зло другому причинил, а на самом деле добро ему сделал. – Старик хитро усмехнулся. Его мутные глаза остались неподвижны, но мне показалось, что они внимательно ощупывают меня, прожигая до потаённых глубин души. – Вот ты, например, убил сегодня Мула, вроде зло совершил, а на самом деле спас человека от ужасных мук. Он обрёк двенадцать человек на мучительную гибель. Их неприкаянные души преследовали бы его до самой смерти, а ты освободил Мула от этого, и загубленных им бедолаг отпустил. Знаешь, откуда зомби берутся?

Я помотал головой.

– Это неотмщённые души заставляют мёртвую оболочку ходить в поисках обидчика. Так они и бродят, пока совсем не сгниют или какой-нибудь сердобольный сталкер не спустит курок.

Я недоверчиво хмыкнул, но потом вспомнил, как мёртвые солдаты в подвале научного городка вставали с пола и шли воевать с отрядом Сандерса. «Выходит, прав Скиталец. А я-то всегда думал, что зомби – это просто сталкеры с выжженными выбросами да дирижёрами мозгами. Раньше, говорят, ещё Разрушитель мозгов хорошо популяцию мертвоходов увеличивал, но с тех пор, как его уничтожили, эта куча бесполезного металлолома только ворон пугает».

– А что бывает с зомби, когда они находят обидчиков? Допустим, они убьют их, и что, сразу рассыплются в прах?

– Такого не бывает сынок. Они ж безмозглые, после смерти забывают, кто их убил. Помнят только, что это человек был, вот и идут на любого, кто им под руки подвернётся.

Я вспомнил про «энергетик», достал банку из кармана, подцепил ногтем кольцо ключа. Пшик! В нос ударил бодрящий запах кофеина.

– Угощайся. – Я протянул шипящую банку старику.

– Спасибо, сынок, но ты бы лучше меня тушёнкой угостил, – улыбнулся Скиталец.

– Нет проблем!

Я достал из бокового кармана рюкзака увесистую банку, вскрыл, отогнул кончиком ножа кусок жести с зазубренными краями. Протянул откупоренную консерву Скитальцу, перевернул нож острием внутрь и протянул рукояткой вперёд собеседнику:

– У меня вилки нет.

– Спасибо, у меня своя. – Старик вынул из складок балахона алюминиевую вилку с погнутыми зубцами и начал с аппетитом уплетать угощение.

– А вот ты говоришь, что во мне зло. Как с ним справиться? – спросил я, когда он немного насытился и стал есть не так быстро.

– Надо просто оставаться человеком. Ты выбрал верную дорогу, не захотел, чтобы зло укоренилось в тебе, потому и лишился кажущегося могущества. – Старик поднял слепые глаза, и мне опять показалось, что он видит меня насквозь. – Можешь его вернуть, если захочешь. Надо лишь признать, что ты мутант, и всё вернётся. Снова будешь видеть аномалии, загодя чувствовать людей, воздействовать на них на расстоянии. Но тогда тебе придётся оставить это здесь, – проповедник кивнул на рюкзак подо мной, сунул кусок тушёнки в рот и стал громко жевать.

За его спиной раздался хруст. Из редеющего тумана высунулась уродливая морда волкособаки. Я выставил испачканный в тушёночном жире нож перед собой. Тварь оскалила жёлтые клыки, тихо зарычала, глядя на меня исподлобья.

– Тихо, милая, тихо, – сказал старик. – Будет тебе рычать-то на него, дурня такого. На-ка, поешь, лучше. – Он поставил полупустую банку перед мутантом.

Тварь понюхала пахнущий мясом воздух, шевеля чёрным носом, ткнулась мордой в банку и принялась жадно чавкать. Скиталец гладил её по плешивой голове и приговаривал:

– А ты убери свою тыкалку подальше, нечего скотинку смущать. Видишь, оголодала животина, к людям тянется, защиты просит, а ты её ножом пырнуть хочешь. Нельзя так с ними, они ж добрые, их понимать надо.

– Ничёсе добрые, – фыркнул я, но нож всё-таки спрятал, предварительно счистив с него остатки жира о траву.

Тварь и впрямь не проявляла признаков агрессии. Она по-прежнему уплетала тушёнку и даже поскуливала от удовольствия, когда старик почёсывал её за ухом.

– Ты же говорил: это зло, – я кивнул на волкособаку. Та уже сожрала тушёнку и теперь вылизывала остатки со дна банки длинным розовым языком.

– Когда? – Густые брови Скитальца взлетели вверх.

– Да перед тем, как эта тварь сюда пришла.