Князь на скаку очень ловко завязал платок и, подняв кверху quasi, парламентерский флаг, начал отчаянно махать им.
Пули как будто реже стали летать, или мне это только так казалось.
Несколько десятков шагов отделяло нас от передовых траншей. Она с ожесточением хлестала свою и без того горячую лошадь, и мы неслись, как ветер, к неприятельской траншее. Мы уже различали в ней огни. Слышали говор солдат. Вдруг перед нами, словно из земли, выскочило штук пять берсальеров и один взмахнул карабином перед лошадью княжны. Лошадь взвилась на дыбы. Мы остановили своих лошадей.
— Кто идет? — закричал берсальер, и курок его карабина громко щелкнул. Другие нацелились в нас.
— Amici[6]! Друзья! — проговорила княгиня. — Где офицер? Ведите нас к офицеру.
Берсальеры поговорили вполголоса, и один из них отправился вперед и пропал в темноте вечера. Мы стояли и ждали.
Через несколько минут вдали показались трое офицеров-итальянцев. Они громко говорили и размахивали руками.
— Que cosa![7] — закричал один из них, подходя к нам, и я слышал, как он взвел курки у пистолета.
Князь выдвинулся вперед со своим импровизированным парламентерским флагом и заговорил с ним бойко по-итальянски.
— Русская княжна, — говорил он, — пожелала сделать визит вашему лагерю.
Его перебила княжна:
— И выпить за здоровье храбрых сынов Италии. Е viva Italia una![8]
— Bravo! — закричал один.
— Una bravada, — сказал другой.
— Comtessa[9], — сказал первый, окликнувший нас. — Военные законы очень строги. Мы не иначе можем принять вас, как под известными условиями.
— Какими?
— Вы оставите здесь ваших лошадей и позволите завязать глаза вам и вашим спутникам.
— Хорошо!
— Затем вы и ваши спутники дадут честное слово, что они не будут замечать ничего на наших позициях.
— Разве мы шпионы?! — вскричала княжна.
— Comtessa! Простите!.. Но это требования войны.
— Хорошо! Я даю честное слово.
— А синьоры? — обратился он к нам.
— Я тоже даю, — сказал князь и крепко пожал протянутую ему руку.
— И я также, — сказал я, пожимая его руку.
— В таком случае позвольте только завязать вам глаза.
Мы сошли с лошадей и отдали их на попечение нашему денщику и окружавшим нас солдатам. Нам всем троим завязали глаза нашими платками. Первый встретивший нас высокий стройный итальянец предложил руку княжне. Двое других взяли нас под руки, и мы отправились.
XXXIV
Мы поднимались, опускались, всходили на горки, на лесенки, наконец спутники наши остановились и попросили нас снять наши повязки.
— Просим извинения, — сказал высокий итальянец. — Мы принимаем вас по-походному, на биваках. Но вы сами этого захотели.
Мы были в палатке довольно просторной, из полосатого тику. Но собственно палатки здесь не было. Это было вырытое в полугоре помещение, убранное тиком.
Прекрасная мебель, простая, но очень удобная и очевидно складная, была расположена вокруг стола, накрытого чистой узорчатой скатертью. По углам стояло три кровати, очевидно также складных, покрытых красивыми бархатными одеялами. Перед каждой кроватью был низенький столик, а на полу лежал хорошенький коврик. На столе ярко горел карсель.
Какая разница, невольно подумал я, с конурами в наших бастионах, с тем убогим помещением, в котором мне привелось провести ночь.
— Я удивляюсь, — сказал князь по-французски, — тому комфорту, с которым вы устроились. И неужели бомбы и ядра вас не тревожат здесь?
— О Signore! Ваши бомбы и ядра нам не могут вредить. Над нами более четырех сажен земли. Мы под землей. — И он притопнул ногой по земле, на которой была разостлана прекрасная узорчатая циновка. — Что касается до комфорта, то не взыщите, какой есть. A la guerre comme à la guerre![10] — Вот у англичан, там действительный комфорт…
Другой офицер, низенький, красивый брюнет, не спускал глаз с княжны. Он щурился, впивался в нее своими черными бархатными глазами и невольно потуплял их перед жгучим, немигающим взглядом княжны.
Третий офицер позвал денщика и что-то тихо распорядился.
Через четверть часа нам принесли целый десерт из груш, фиг, апельсинов, фиников, принесли засахаренные фрукты, принесли бокалы и шампанское…
Высокий signor принялся угощать нас и хозяйничать.
— Signor! — сказал князь. — Позвольте мне вписать ваши имена в записную книжку (и он вынул и раскрыл ее). На случай нашей вторичной встречи при более мирных условиях.
— Мы вам дадим лучше наши карточки.
И мы обменялись нашими визитными карточками.
На картах итальянцев стояли имена:
Paolo Cantini, Antonio Sphorza и Juseppo Malti.
На карточке князя, которую положил передо мной мой сосед, было награвировано крупным шрифтом:
Le prince Michel Lobkoff-Krassowsky, aide de camps de S. A. I. le grand D…
XXXV
Итальянцы угощали нас на славу. Мы выпили за Italia una, за благоденствие Милана, за взятие Рима, за всех красавиц, за здоровье княжны, una bellissima priirisssa di tutti, за здоровье всех русских княжон, за здоровье всех и каждого.