Темный рай

Мэри ехала на ранчо. Привязанная ремнем урна покоилась рядом, на пассажирском сиденье, Даггерпонт попытался убедить Мэри продать ранчо. Сумма налога за право вступления в наследование будет астрономической, особенно если учесть, как стремительно растут цены на недвижимость.

Но Мэри не дала согласия ни Даггерпонту, ни его угодливому приятелю — агенту по торговле недвижимостью, «случайно» заглянувшему в контору. Так же случайно стервятники слетаются к месту автомобильной катастрофы.

— Послушай, Люси, — бросив взгляд на оловянную урну, обратилась к подруге Мэри. — Ты всегда обладала недюжинным чувством юмора, но на этот раз — это уж слишком.

Урна лишь весело сверкнула на Мэри своим блестящим боком.

Мэри было просто необходимо уехать, чтобы все обдумать, попытаться привести в порядок растрепанные мысли. Ранчо показалось ей самым подходящим местом для подобного действия. Она почему-то считала, что правильный ответ может прийти к ней именно там. Впрочем, чутье подсказывало Мэри и то, что дело может обернуться совершенно иным образом и она обретет на ранчо еще больше вопросов. От такой перспективы у нее засосало под ложечкой.

Днем место, которое Люси последний год называла своим домом, выглядело необычайно живописно. Из стоящего на возвышении бревенчатого дома открывался вид на обширную равнину с бегущим по ней широким сверкающим ручьем. Выше — холмы, покрытые густыми сосновыми и лиственничными рощами. Равнина за ручьем была усыпана маленькими фигурками пасущихся лошадей. Едва выйдя из машины, Мэри уже навсегда влюбилась в эту картину. Пейзаж навевал чувство покоя и постоянства. Он совершенно не сочетался с тем образов жизни, что вела Люси.

Мэри поднялась по ступенькам на веранду и, обойдя дом, оказалась на просторной площадке с видом на ручей. Плетенная из ивы мебель и деревянные стулья не испытали на себе чудовищное усердие вандалов. Поставив урну на стеклянный столик, Мэри опустилась в стоявшее на веранде мягкое кресло и залюбовалась панорамой.

Все это теперь принадлежит ей. Эта мысль никак не укладывалась в голове. Какая-то бессмыслица! Она даже никогда не навещала здесь Люси. Мэри и не предполагала, что их дружба может быть настолько серьезной. Он смеялись над одними вещами, иногда вместе пили пиве Они были собутыльницами, сестрами по оружию в совместной борьбе с жестокими адвокатами, вечно не желавшими им платить и всегда желавшими затащить их в постель. Мысль о том, что их отношения значили для Люси нечто большее, смутила Мэри и заставила ощутить неясное чувство вины.

Надеясь найти ответ на свой вопрос или хотя бы какую-то зацепочку, Мэри достала из кармана жакета вpученный ей Даггерпонтом конверт и вскрыла его пилочкой для ногтей. В конверте оказался сложенный пополам зеленый лист бумаги, оборванный с двух концов. Cтeнoгpaфическая запись, набор иероглифов, расшифровать которые было под силу лишь судебному секретарю. До чего же Люси любила все эти театральные штучки, посылая их даже из могилы.

Упершись локтями в колени, Мэри склонилась над письмом и прочла стенограмму:

Дорогая Мэри,

Раз ты читаешь эти строки, значит, я уже успела поучить по заслугам. Ты считаешь, что я могла бы подыскать себе душеприказчика получше, чем тот, что сообщил тебе о моей последней воле? Вероятно, да. Подлецы всегда хотят для себя только самого лучшего, ну а мы — остальные — можем отправляться прямехонько в ад. Что ж, Господь знает, что я была очень непослушной девочкой. Я уверена: Он знает. Но это наше личное дело — мое и Большого Парня.

Теперь о тебе. Ты должна жить, подруга. Я дарю тебе свою жизнь. Ты должна пообещать мне, что бросишь этого козла Бредфорда. И ты должна пообещать, что полностью посвятишь себя созданию собственной семьи. У каждого из нас есть призвание в жизни, это — твое. Мое заключалось в том, чтобы быть занозой в «мохнатой лапе». Я была чемпионкой. Что и привело меня туда, где ты сейчас находишься. Или же туда, где сейчас нахожусь я?

Не важно, моя красавица. Бери быков за рога и вали их на землю. Ты можешь не попасть в справочник Мартиндейла-Хьюбелла [5], но мое имечко уж точно будет светиться там как образчик позорного поведения, кое и позволит тебе немного позабавиться.

Пророни пару слезинок за меня. Кроме тебя, никто этого не сделает.

Подними стаканчик в мою честь. Знаешь, в жизни ты была моей единственной настоящей подругой. И когда ты уложишь в постель своего первого ковбоя, прежде, чем оседлать его и скакать, подумай обо мне с любовью, ковбойша.

Не унывай, дорогая. Жизнь слишком коротка, чтобы играть в ней по чужим правилам. Научись этому у кого-то, кто знает в этом толк.

С приветом из урны, твоя Люси.

Мэри дважды перечитала письмо. Но и повторное чтение не прибавило ему особого смысла. Все, чего она добилась, так это растущее чувство боли от потери, одиночества и вины.