– Хватит? – Я рванула ворот платья так, что одна пуговичка отлетела. – Неужели ты не видишь, что она делает? Вместо того, чтобы сразу сказать Лорене и Энцо, она потащила ее к себе домой. Устроила праздник со своими родителями так, чтобы никто не узнал. А потом спровоцировала этот скандал. Думаешь, про твое Рожденье она просто так заговорила?
– Неужели? – холодно спросил муж. – Как по мне, так она как раз пыталась этого скандала избежать. Зная, как Лорена относится к детям.
– Неужели? – в тон ему передразнила я, продолжая расстегивать платье. – Тогда почему она не поговорила с ней и не объяснила все помягче, а устроила этот спектакль?
– Она хотела поговорить со мной. С глазу на глаз.
– О, не сомневаюсь!
Франческа и впрямь уверяла, что хотела поговорить с Анри наедине, но я не верила ни малейшему ее слову. Кроме, пожалуй, желания остаться с ним вдвоем. Она же прет как зомби, у которого подстрелили создателя. Я выпуталась из платья, только чудом не споткнувшись, перекинула его через спинку стула.
– Опомнись! Это мы забыли про день рождения Софи.
Анри мягко обнял меня за плечи, но я вырвалась и отступила.
– С меня хватит. Хватит, Анри! Это ты тешил свою девицу надеждами на долгую счастливую жизнь. Так объясни ей уже, что ей ничего не светит. Или это сделать мне?
– Тереза, при чем здесь вообще Франческа? Это мы забыли про свою дочь.
Он был прав. Он был прав настолько, что и представить страшно. Именно это заставляло меня злиться. И чем больше я об этом думала, тем больше злилась – на себя, на него, на весь мир. Пусть даже для Софи это не значило ровным счетом ничего: в семьях бродячих нонаэрян, где по целому выводку детей, не принято справлять Рожденье. Не говоря уже о Равьенн, где даже Праздник Зимы обходили стороной. Но для меня это было важно, так важно, что чувство вины душило изнутри ледяными руками. Ведь я хотела сделать ее жизнь другой! Наполнить теплом, любовью и вниманием. От осознания собственного бессилия хотелось переколотить всю посуду в доме, хотя ее было не так уж много. Но я ничего, ровным счетом ничего не могла с этим поделать! Не могла ничего изменить.
Конечно, в последнее время голова у меня была забита совсем другим, но это не оправдание.
Осознание захлестнуло, как ураган во время грозы. Теперь, когда я разрешила себе об этом думать. Опустившись на край кровати, обхватила себя руками и уставилась в зеркало. Оттуда на меня смотрела женщина с диковатым взглядом потемневших глаз, тьма потекла к ладоням, и я сжала кулаки.
– Знаю.
Это все, на что меня хватило.
Анри подошел и сел рядом, мягко привлек к себе, но тело казалось деревянным. Я никак не могла расслабиться даже в его руках.
– Тереза, все поправимо.
– Нет, – сказала я. – Ты не понимаешь.
– Ну разумеется.
– Разумеется! И перестань разговаривать со мной, как будто я слабоумная. Я… я так хочу быть хорошей матерью, но забываю о дне рождения ребенка.
– Нас немного отвлекло известие про Эльгера, не находишь?
– Это не оправдание.
Я так и не положила голову ему на плечо, застыла в руках мужа подобно статуе.
– Тебе стоит научиться прощать, Тереза. В первую очередь себя. То, что случилось – наша ошибка. Наша общая, но это не конец света.
– Она не сказала нам.
– Что?
– Она не сказала нам, хотя знала, насколько мы уезжаем. Даже не напомнила, – глухо произнесла я.
– Потому что для нее это не так важно, как для нас с тобой. Она выросла совсем в другом мире.
– Но она сказала Франческе.
Анри вздохнул.
– Тереза, Франческа для нее как подружка, которой можно доверить все тайны. Неужели ты не понимаешь? Она привыкла быть среди детей…
– У Софи не было друзей в Равьенн.
– Вот именно! Но то, что у нее не было друзей, не значит, что ей этого не хотелось. Вспомни, как вы познакомились. Вспомни себя, в конце концов! Ты хотела объездить весь мир, но заперла себя в Мортенхэйме. Мы выдернули ее из привычного окружения и увезли демоны знает куда. Как только у нее появилась гувернантка, нам снова пришлось переезжать. А она только-только успела подружиться с Мэри и Жеромом, с Мариссой.
Я все-таки высвободилась из его рук, и Анри принялся расшнуровывать корсет.
– Я понимаю, как тебе тяжело, – негромко произнес муж. – Этот переезд… и все остальное.
О да. Если бы Винсент увидел, в каких условиях я живу – без камеристки, сама хожу на рынок за продуктами, он от стыда бы сгорел. И честно говоря, не уверена, что стала бы его за это винить. А я сама в кого превратилась? Сестра герцога, которая живет непонятно где, меняет дома как бродяжка и вынуждена выслушивать всякое непонятно от кого! Да будь они хоть трижды родителями Анри, я им этого прощать не намерена.
– Но давай не будем срываться на людях, которые не имеют никакого отношения к нашим проблемам.
Не имеют? Это он сейчас о Франческе, что ли?
Рванулась с такой силой, что шнур от корсета вжикнул и наполовину выскользнул из петель.
– Не желаю больше ничего слышать о ней! – процедила я. – Она взрослая женщина, и не могла не понимать, что делает. Сунется к нам в дом – вылетит из него в одних панталонах.